Осознав тщетность попыток пробиться за пределы начертанного огнем барсов оградительного круга, электронные чудища ретировались вовсе не потому, что признали поражение. Они отправились звать на помощь монстра, куда более могущественного и поднаторевшего в искусстве убивать.
Он был непоправимо уродлив и непроходимо туп, этот автоматизированный Горыныч устаревшего образца, явно вызволенный со склада металлолома или призванный из музея. Его проржавевшие гусеницы отдавали ревматизмом, движок урчал, как желудок страдающего несварением бронтотерия, а открытый люк зиял слепой пустотой. Но он пер себе вперед, временами изрыгая плазму, неотвратимый, как ход времени, беспощадный, как рок, прикрываемый разнообразной стреляющей мелочью, словно пехотой.
Барсы пугаться не собирались, тем более, что ситуация выглядела, в общем-то штатной. Здоровенный, злобный динозавр, неуклюжий и неповоротливый на узенькой улочке. Пара гранат и готово дело. Проблему составляли пауки и тушканчики, не позволявшие подобраться к своему железному кумиру.
Пока Петрович и Слава играли в рулетку со смертью, пытаясь обойти чудовище с флангов, Пабло с аппаратурой и Туся укрывались в складском помещении, заваленном какими-то блоками и коробками, кажется, с консервами, и генераторами питьевой воды. Туда не долетали снаряды, которые время от времени выстреливал танк, но туда без особого труда проникали почти в прежнем количестве саламандры, пауки и тушканчики. И поскольку блоки и коробки давали весьма сомнительную защиту, а в качестве прикрытия оставались только Дин с Дирижером, Туся, несмотря на запрет, кажется, впервые в своей жизни взялась за импульсник.
Стрелять оказалось несложно, а главное совсем не страшно, почти как в тире по движущимся мишеням — в отличие от Дина, она умела жалеть только живых. Она удачно подстрелила двоих или даже троих тушканчиков и решила попробовать дичь покрупнее, когда боковое зрение зафиксировало плюющуюся огнем саламандру, которая откуда-то с тыла, обойдя Дирижера и Дина, подбиралась к взрывчатке. Времени прицелиться не оставалось, и Туся выстрелила почти наугад. Саламандра перевернулась вверх тормашками и погасла.
Туся собиралась издать радостный возглас, когда что-то твердое и невероятно тяжелое с силой ударило ей в грудь, отбросив назад на несколько метров. В легких сделалось больно и горячо, рот наполнился чем-то теплым и соленым. Туся попыталась вдохнуть, но не смогла.
Теряя сознание, она увидела, как с жутким грохотом взорвался танк, и из облака огня и дыма вышел Арсеньев с мобильной плазменной установкой наперевес. Потом уже сквозь обморочную пелену до нее донесся торжествующий вопль Пабло: «Есть, получилось!!!» — после которого, тянувшиеся к ней из темноты машины застыли, точно заколдованные.
Туся хотела что-то сказать, поперхнулась кровью, закашлялась. Грудь пронзили тысячи копий, и красная душная тьма поглотила ее. Последнее, что запечатлел ее мозг — руки Командора, которые рвут застежки брони, а затем поднимают и куда-то несут…
====== XIII ======
В следующий раз сознание вернулось от того, что те же самые руки, прежде положившие ее на что-то мягкое, расстегивали на ней куртку. Туся попыталась воспрепятствовать этому. Вышло, конечно, не очень: перед глазами плыла муть, во рту чувствовался привкус крови, руки еле двигались, в груди пекло так, что, казалось, при каждом вдохе в легкие пытаются напихать битое стекло и медицинские иглы.
— Тише, амазонка! Я только сделаю укол обезболивающего и послушаю легкие.
На шее у Арсеньева и вправду висел слегка двоившийся фонендоскоп, между пальцами балансировал наполненный лекарственным коктейлем шприц. Командор был без брони, в одной майке и армейских штанах. Лицо и руки сияли чистотой и свежестью. Выпростав из рукава Тусино плечо, он сделал инъекцию, после которой почти сразу муть рассеялась и дышать стало намного легче.
Мягкое ложе, оказавшееся на поверку всего лишь слегка продавленным диваном, стояло в незнакомом просторном помещении с красивой и удобной мебелью, в котором расположились все барсы. Дирижер возле обширного письменного стола, заставленного какой-то аппаратурой, снова колдовал над рацией. Дин, устроив на том же столе ополовиненный рюкзак, раскладывал рядом с ним какие-то взрыватели. Пабло, оккупировав сразу несколько компьютеров, рылся в системе, пытаясь ее перенастроить, а Слава от нечего делать в приступе мстительного восторга пинал ногами неподвижного механического паука. Петровича в комнате не было, но его силуэт маячил в соседнем помещении, откуда тянуло чем-то съедобным.
Оглядевшись повнимательнее, Туся поняла, что помещение не такое уж незнакомое. Именно его она видела около часа назад глазами Арсеньева: застывший у противоположной стены обезвреженный генератор депрессивного излучения угрожающе блестел холодом металла, пытаясь куда-то дотянуться щупальцами антенн и проводов. В остальном же, в комнате царили непривычные умиротворение и даже уют.
Арсеньев повернулся к Славе и строго нахмурился: