Зелёная кобылка

— В котором часу Филат Иваныч заедет?

— Велел, как час бить станут, наготове быть.

— Слушай-ка, Василий, не побоится доктор на леченье принять? Дано, поди, знать в Чесноковский.

— Да ведь он по чужому виду[21] на руднике был прописан. Настояще-то его зовут Михайло Софроныч Костырев. Из Чесноковского он родом-то, только смолоду в городе работает.

Теперь я знал все. С трудом удерживался, чтобы не броситься на сеновал. Еле дождался, пока отец выбивал табачную золу и бродил по двору. На сеновале я хотел было выпалить все Петьке, но он, оказывается, тоже слышал весь разговор.

На другой день мы узнали, что Сеньшин отец с утра был на работе, а наших не было до вечера.

Отцу я не напоминал обещания; но осенью, когда мы уже ходили в школу, он сам сказал:

— Вылечили, Егоранько, того…

— Михайло Софроныча? — не удержался я.

— Ты откуда знаешь, как его зовут?

— Сам тогда сказывал…

— Вам?

— Нам.

— Ой, парень, смотри! Не верю я что-то.

Вечером в бане у Маковых, где Илья Гордеич поправлял зимние рамы, собрались наши отцы и стали «допрашиваться», что мы знаем. Сначала мы отмалчивались, потом это надоело. Петька махнул рукой и выпалил:

— Все знаем. Слышали ваш разговор.

— Чистая беда с вами, ребята! Не сболтните хоть!

— Мы-то? Это уж будьте в надежде! Умерло!

— Умерло! А Гриньше сказывали!

— Гриньше, конечно… Не маленький, поди, он.

— А Сеньше?

— Ну-к, Сеньша заединщик… Навсегда!