Зелёная кровь. Собачий вальс

— Лосенка охраняешь, — сказал медведь непонятно — то ли вопросительно, то ли утвердительно. — Хороший лосенок. Помню, бродил тут по краю болота, совершенно одинокий, такой маленький и вкусный…

Локкер инстинктивно склонил голову.

— Ну давай, — прошептал он так тихо, что человек и не расслышал бы. — Давай, напади. Я буду защищаться, мы вдвоем будем, не думай, что тебе так сойдет…

Рамон звонко гавкнул — и на сей раз в его голосе не было страха, только злость и отвага. Медведь не двинулся с места.

— Храбрые, — сказал он еще непонятнее, а потому тон напоминал очень холодную издевку. — Просто парочка храбрых воинов. Ну что ж. Пес будет кусаться, лось ударит рогами, а Зеленый все это увидит. Когда-нибудь это будет.

Рамон ничего не заметил, он все-таки вырос в городе, среди домашних собак, но по телу Локкера пробежала дрожь. Перед его внутренним взором прошло что-то неописуемо огромное, живое, бесформенное — и такое сильное, что даже ураган, ломающий сосны, как щепки, казался на этом фоне слабым мельтешением бабочкиных крылышек. И этот поток силы прокатился по душе лосенка, как волна, и медленно схлынул.

Локкер выпрямился.

— Ты кто? — спросил он так громко, как сумел — то есть не шепотом, а вполголоса.

Медведь оттянул и приподнял верхнюю губу — это было отвратительно и похоже на оскал, но Локкер вдруг понял, что Лосиный Ужас пытается ухмыльнуться.

— Я — тот, кто слышит, — сказал он, блеснув влажной белизной клыков. — Я слушаю лес. А вы, детки, бегите играть. Оно идет. Но оно еще не пришло. Вы успеете подрасти. Вам понадобится много сил.

Теперь, кажется, почувствовал и Рамон. Лосенок и щенок инстинктивно прижались друг к другу плечами — не из страха перед медведем, из другого страха, перед чем-то неизмеримо большим, чем любой зверь, перед этой сметающей стихийной силой.

Перед Зеленым, мелькнуло у Локкера в голове, и от этой мысли ноги превратились в песок, который вот-вот осыплется. Благие Небеса!

— Идите-идите, — повторил медведь и снова изобразил усмешку-оскал. — Ты, лосенок, хорошее, конечно, угощение, но мы с тобой не будем испытывать судьбу. Мы с тобой еще встретимся, потом, нескоро — и тогда нам обоим надо будет как-то удержаться в этой жизни… Перед лицом того, что идет…

Локкер перестал понимать смысл медвежьих слов — но понимал эту волну жара, пронизывающую все тело, все кости насквозь. И окончательно опомнился, только когда вдруг понял, что медведь ушел.

Исчез тихо, как полевка в траву, не шелохнув прибрежные кусты краснотала…

Когда Локкер закончил рассказ, некоторое время все молчали. Потом окончательно проснувшийся Мэллу сказал тихо:

— Медведи могут понимать зов… Зеленого… Мать когда-то говорила.

— Медведи накапливают в себе энергию леса, — сказал Хольвин. — Я толком не знаю о Зеленом… но я знаю, что любой медведь — аккумулятор жизни. Поэтому этот зверь и сидит у них в клетке, поэтому они не убили его до сих пор: это старый и странный зверь, он просто излучает энергию, а трупы им кормятся…

Псы глухо зарычали.

— Знаешь, что… — задумчиво мурлыкнул Мэллу и потерся о колено Хольвина подбородком. — Я, кажется, знаю, что можно сделать. Я могу поговорить с этим медведем…

— Там забор, — сказал Локкер.

Кот пренебрежительно усмехнулся.

— Ты, лось, не еда только потому, что псу старый друг. Глупые вы звери, травоядные…

Локкер не обиделся. Рысь есть рысь. Он прекрасно знал, что такое рысь.

— Не дразни Локкера, — сказал Хольвин. — Но поговорить с этим медведем было бы просто великолепно. Именно потому, что он, я надеюсь, понимает… некоторые необъяснимые вещи.

— Отчего вдруг приходит страх? — спросил Локкер. — Без причины, да? Ни с того, ни с сего?

Хольвин кивнул.

— Ну, вы, рогатые, наверное, всегда чего-нибудь боитесь, — сказал Мэллу. — Лось — не показатель. А я — показатель. Я чую. Я ничего не боюсь, но я чую… как что-то растет.

Псы согласно закивали. Рамон сказал:

— Здорово, что ты идти не боишься. Там — мертвяки.

— Мне плевать, — сказал Мэллу. — Я счастливый. Я любил, такую кошку любил… мурр-рр… Шикарную кошку. Будут котята. И еще — я собираюсь охотиться в лесу… так что мне плевать на мертвяков, бобик.

Хольвин почесал его за ухом — и кот потянулся всем телом.

— Я пойду ночью, — сказал он с тенью самодовольной усмешки. — В темноте люди не видят. А если будет дождь, так это еще и лучше.

— А я пойду сейчас, — сказал Локкер и поднялся. — Мне жаль от вас уходить, но это нужно.

Хольвин кивнул и улыбнулся на прощанье — Локкер потянулся к нему, давая погладить себя по переносице. Потом вышел из комнаты; Рамон выбежал на дождь его проводить.

— Передай привет Ирис, — сказал он грустно. — Жаль, что я ее никогда не видел.

— Еще увидишь, — улыбнулся Локкер. — Ты приходи к пруду, когда луна станет совсем круглой. И я приду.

И перекинулся, чтобы Старшая Ипостась не вымокла насквозь…

Хольвин оставил рысь обдумывать услышанное, накинул плащ с капюшоном и, сопровождаемый Шагратом, тоже вышел во двор.