Мое горе было так велико, что штатные стукачи тут же доложили об этом замполиту. Замполит, как душевный человек, пригласил меня к себе домой в семью, успокоить, чаю попить, военный блок НАТО поругать.
Семья его состояла из скучающей от ничего неделания молодящейся жены и дочки, только что вошедшей в возраст полового созревания.
Я скромно сидел за столом, пил чай и улыбался жене и дочке. Замполит в больших количествах пил водку.
И к концу чаепития он упал головой на стол.
Дочка пошла смотреть по телевизору программу «А ну-ка, девушки!», а жена замполита попросила меня показать ей кое-какие приемы боевого самбо.
Мы вышли в сад, и я почти до трех часов ночи показывал ей «приемы». Но, как оказалось, она и сама владела ими весьма неплохо, так что мне пришлось очень много импровизировать, чтобы она не заскучала от частых повторений.
А через неделю у нас начались учения.
Воевали «синие» и «зеленые».
Мы были «синие».
По сценарию учений на «зеленых» должны были сбросить с самолетов контейнеры с нервнопаралитическим газом «зарин». Чтобы «зеленые» не отравились по-настоящему, их заранее об этом предупредили. «Зеленые» окопались, укрылись, заткнули все дырки, надели противогазы и стали ждать газовой атаки. Но летчики, очевидно, были дальтониками и сбросили контейнеры с газом не на «зеленых», а на нас – «синих», намазанных в это время соляркой от комаров. Когда генералы сообразили, что кто-то где-то что-то перепутал, было уже поздно. Наша «синяя» армия, задыхаясь, горела синим пламенем в прямом смысле этого слова.
Хорошо я вовремя сориентировался и скомандовал разведгруппе нырнуть в болото к плоским черепахам.
От смерти мы спаслись, но когда вынырнули, обнаружили, что у всех исчез волосяной покров. Причем везде.
А у меня вдобавок отслоилась кожа по всему телу, и я оказался как бы в скафандре. При ходьбе булькал. Кожа то и дело трескалась, и я весь истекал чем-то непонятным и вонючим.
Поэтому меня срочно отправили в госпиталь. Туда через неделю, когда я пошел на поправку, приехал замполит со всей семьей.
Навестить меня по старой дружбе.
Я очень удивился, увидев его живым. Оказывается, во время газовой атаки он был в стельку пьян, как, впрочем, и весь старший командный состав. Поэтому отравляющий газ на офицеров не подействовал.
Его жена, поняв, что я в этот день не способен проводить приемы боевого самбо, быстро покинула палату, сказав, что ей надо сделать рентген таза.
Сам замполит, почуяв запах спирта, ушел к главврачу, а со мной осталась их прыщавая дочь.
Она прониклась ко мне состраданием и стала регулярно навещать меня в госпитале. Чем очень поспособствовала моему выздоровлению.
Вскоре ее стало подташнивать. Как она объяснила папе с мамой, от больничного запаха.
Тут как раз разразился очередной международный конфликт на Арабском полуострове. И глава нашего государства объявил по телевизору, что у нас есть добровольцы из воздушно-десантных войск, которые хотят оказать содействие одной из сторон конфликта.
Я не стал дожидаться, когда тошнота дочки замполита перерастет в полноту, и быстро записался в добровольцы.
Нас, добровольцев, в количестве двух батальонов погрузили в самолеты, и мы улетели в сторону конфликта.
После успешного завершения военной операции нас, уже героев, к большой моей радости, вернули не в Баку, а в Каунас.
Там на плацу, перед строем, нам вручили правительственные награды, это давало возможность поступить в любой вуз страны без конкурса.
И я после «дембеля» [9] поехал не домой, а в город-герой Ленинград.
С орденом, полученным за защиту интересов Родины на Синайском полуострове, я легко поступил в Ленинградский юридический университет. Получив приказ о зачислении и место в общежитии, я отбыл наконец-то к себе на родину.
И не то чтобы меня сильно тянуло домой, просто перед тем, как отправиться добровольцем на войну, я отослал свое зеленое пальто маме и теперь решил его забрать с собой на учебу.
Дома все было по-прежнему.
Папа продолжал икать и теперь лежал на месте бабушки.
Но если глаза бабушке я закрыл монетками, то папе рот заткнули детской резиновой клизмой, которая, когда он икал, испускала пукающие звуки.
Старшая сестра, окончательно разочаровавшись в мужчинах, теперь жила с маленькой мохноногой женщиной. Ноги этой женщины напоминали сестре бабушкины рейтузы, которые она очень любила в детстве.
А младшая, не успев выйти из колонии, опять села за грабеж мужчины в пальто с применением все той же папиной бритвы. Ей эту бритву дяди в погонах упорно возвращали после очередной отсидки.
Мама же перестала шить на соседей. И принялась перешивать старые вещи из пунктов приема вторсырья в первоклассный импортный товар.
Мамин «импорт» разлетался молниеносно.
Особенно самопальные джинсы из крашеного брезента.
Благодаря этой маминой инициативе наше семейство стало потихоньку обживаться: появились телевизор, утюг и даже унитаз.
Мое зеленое пальто я нашел у порога.
На нем спал неясной породы кот, с одним глазом и хитрой улыбкой.