Зелёные огоньки

И всё же Володя не очень-то радовался.

А всё это из-за Петьки, соседа по квартире. Володя договорился с ним, что они встанут сегодня пораньше и начнут гору строить, а Петька подвёл. Во-первых, он ещё спал, когда Володя вошёл к нему, а во-вторых, сказал, что он не хочет на мороз выходить.

Вдруг Володя увидел входившего в ворота молодого дворника дядю Васю. Он тащил за собой огромные сани с деревянным ящиком, доверху набитым снегом. Дядя Вася очищал тротуары. Он привёз сани на середину двора, к наваленному им высокому сугробу, и опрокинул ящик.

— Здравствуйте, дядя Вася! — сказал Володя, подходя к дворнику. — Снег возите?

— Здравствуй, здравствуй, — добродушно ответил дядя Вася. — Вожу! На улице завалило — ни проехать ни пройти.

Он постучал валенком по ящику, чтобы лучше осыпался снег. Поставил его на сани и пошёл со двора.

Володя подошёл к сугробу и в раздумье стал его обтёсывать лопатой.

— Вовка, — вдруг услыхал он, — всё равно у тебя ничего не выйдет!

Это кричал Петя. Он стоял на подоконнике в своей кухне, на первом этаже, и глядел в форточку.

— А вот выйдет! — ответил Володя и сильнее заработал лопатой.

Он подкопал сугроб с одной стороны и на его вершину кинул обвалившийся снег.

Во двор опять въехал дядя Вася с ящиком.

— Дядя Вася, — ехидно крикнул ему Петя, — а Володька ваш снег трогает! Не давайте ему!

— Чего? — не понял дядя Вася.

— Я гору строю, а ему завидно, — пояснил Володя.

— Ты гору решил строить? — улыбнулся дядя Вася. — Это хорошо.

Он опрокинул ящик и вывалившийся снег быстро перекидал на Володину гору. Потом её облопатил, и сугроб получился с уклоном.

Когда Володя взглянул на Петькино окно, то увидел, что Петю стаскивает с подоконника его мама. Форточка была уже закрыта.

Но через минуту Петя снова показался. На нём была шапка-ушанка.

— Всё равно зря трудишься! — закричал он. — Где ты воды достанешь? Я тебе не дам из моей квартиры таскать.

— Пусть кричит, — тихонько сказал дядя Вася. — Ничего, воды у нас хватит.

А когда гора была уже готова, он вытащил из своего сарая длинный шланг и привинтил его к водопроводной трубе. Из брандспойта вырвалась струя воды.

Снежный склон покрылся ледком. Сначала он был матовым, потом заблестел на солнце. Было морозно.

Петя заметался на подоконнике. Он долго ничего не кричал, потом не выдержал:

— Дядя Вася, на верхушку получше полейте, она плохо блестит!

— Ладно, не кричи, теперь уж без тебя всё сделаем, — ответил Володя.

В это время во двор вышли гулять две сестрёнки: Оля и Вера.

— Девочки, идите кататься! — крикнул им Володя и взбежал на гору, широко взмахнул руками и съехал вниз, стоя на ногах.

Потом пришли Миша Зайцев из 25-й квартиры и Коля Прохоров, а Вася Берёзкин принёс большую фанеру. На ней можно было кататься втроём.

Ребята смеялись, визжали и катались с горы по-всякому: и стоя, и сидя, и даже на четвереньках.

Вскоре во двор вышел и Петя. Шапка у него была нахлобучена на лоб. Он тащил за собой лёгкие деревянные санки.

— Володя, а ты хочешь на моих санках покататься?

— Нет уж, спасибо, я как-нибудь и без твоих обойдусь!

— Ну возьми санки, — упрашивал его Петя.

Но Володя не брал. Тогда Петя отошёл в сторонку и нахмурился. Он чуть не плакал.

— Петька, айда к нам! — крикнула ему с горы Оля. — Смотри, я лечу, как на самолёте!

Но Петя ничего не ответил. Он ждал, что скажет Володя. А Володя будто совсем забыл про приятеля. Он раз двадцать, наверное, съезжал с горы и один, и вместе с ребятами, поездом, и даже не глядел на Петю.

Петя начал шмыгать носом.

— Ну ладно уж, иди катайся! — сказал ему наконец Володя. — Завтра мы всем двором здесь каток будем делать.

Острое лезвие

Петя чуть не плакал. У Пети тряслись коленки. Петя чувствовал, что сейчас произойдёт с ним что-то непоправимое, но помочь себе он уже ничем не мог…

На дворе стоял точильщик, и ножик — блестящий Петин ножик! — находился у него в руках.

И кто просил этого точильщика зайти во двор? Прошёл бы себе мимо, да нет, завернул.

— Та-ачить ножи-ножницы, бритвы править! Та-ачить ножи-ножницы, бритвы править!

И снял с плеча свой станок.

И сразу из всех дверей выскочили хозяйки. Кто нёс лёгкие и красивые столовые ножи, кто поварские — неуклюжие и почерневшие. Какой-то дедушка в валенках притащил и бритву и топор.

Точильщик втыкал ножи за ремешок на станке, запихивал себе за широкий пояс на живот, на бока и за спину. Нажимая ногою на перекладину внизу станка, он работал, словно пританцовывая.

На оси вертелось штук восемь камней, начиная от тонкого и большого и кончая пузатым и маленьким. Пузатый камень, казалось, вертелся быстрее остальных.

С воткнутыми за пояс ножами точильщик был похож одновременно и на разбойника и на фокусника. На нём был серый загрязнённый фартук и сдвинутый набекрень помятый картуз.

Наточив один из ножей, он, вскидывая бородку, подслеповато глядел на него из-под очков. Потом выдёргивал из головы волос и, положив эту еле заметную паутинку на лезвие, дул на неё губами, сложенными свистком. Паутинка разлеталась на две части.