Тогда я оглядываю толпу. Рыжий воздушный мальчик позади меня, возможно, чуть старше, но остальные ребятишки восьми — десяти лет. Их глазки сияют любопытством, сущности жадно тянутся к моей, хоть она и обжигает грустью. Они желают больше всего изменить цвет моей ауры, раскрасить её в весёлые оттенки. И нет в их сердцах ни капли гордости, злости, зависти. Я будто часть единого организма, как гриб в грибнице.
— Где… я буду спать? — растерянно спрашиваю.
— Я - Катя, — ослепительно улыбается девчонка. — Пойдём с нами, у нас есть в центре круг запасных койкомест. Там останешься.
И они ведут меня по лагерю. Я вижу мангалы, грили, на которых жарятся овощи, кто-то разводит костры и над огнём в маленьких котелках булькает вода, зелёные ребята снуют туда-сюда с коробками сока, бутылками молока. Почти все маленькие. Моего возраста не так уж и много. Взрослые на меня почти не смотрят, а вот дети оглядываются каждый второй. В школе сложно находиться в центре внимания, от любого взгляда веет враждебностью, вызовом помериться силой, но здесь напряжения нет. Впрочем, как и особого дружелюбия. Я автоматически для них брат, и они, не зная меня ни секунды, могут подойти и сказать, что собираются исследовать местные опасные пещеры и берут меня в спутники. Они доверят мне держать верёвку, когда будут висеть над пропастью, и даже не задумаются над моей добропорядочностью, потому что мы — одной крови!
Когда мы подходим к центру лагеря, кортеж, сопровождающий меня, дополняется ещё пятью-шестью ребятами.
— Это здесь, — говорит Катя и встаёт с рыжим мальчиком напротив меня. Он хмурится, она переполнена обожанием.
— И что мне теперь делать? — растерянно спрашиваю.
— Бери любую, — жмёт плечами. — Они пока все пустые. Сюда же приезжают с родителями, хотя бы с одним, поэтому гостевые палатки пустуют.
Эти слова ранят, и я закусываю нижнюю губу, оглядывая стену палаток перед собой.
— Братиш, а как тебя зовут? — вдруг строго спрашивает рыжий мальчик, но строгость лишь в голосе. Сущность будто в растерянности, как я.
— Никита, — отвечаю я.
— Коля, — мальчишка протягивает руку, и я пожимаю в ответ. — Никита, сдаётся мне, что ты не просто так пришёл один. А ещё, любой здесь подтвердит, что-то у тебя не так. У тебя аура такая… такая…
— Пустая и грустная, — печально хмурится Катя.
— Типа того, — кивает Коля.
Я теперь отрываю растерянный взгляд от палаток и шарю по толпе ребят. Все озабочены, тряпочные рубашки неряшливо выглядывают из тряпочных штанов, немного грязноватые, хотя по испачканности меня перещеголять сложно.
— Я… — пытаюсь что-то придумать, но врать не хочу, да и бесполезно это в толпе зелёных. Рассказывать правду? Вот так сразу незнакомцам? С другой стороны, нет более близких мне людей теперь. — У меня родители умерли, — выдавливаю я почти с болью. — Вот. Теперь я хочу отдохнуть.
Я смотрю в их глаза, и взгляды не отпускают меня. А сам чувствую, что стоит мне остаться одному, и я сорвусь, полечу в пропасть. Тёмная Сила добился, чего хотел. Забрать близких, а потом забрать жизнь. Месть ему — единственное, что держит меня на плаву. И вдруг, они стали приближаться. Сначала Катя, потом остальные, смыкая кольцо вокруг меня. Из их носов вырывались убаюкивающие звуки, складывающиеся в мелодию, ноты которой резонировали с моей сущностью один в один.
Песнь.
Я закрываю глаза и не двигаюсь. Гармония успокаивает каждую клеточку тела, словно горячая ванна. Потом чьи-то руки обнимают меня, вот уже и третий обхватывает. Зелёные дети собираются вместе, образовывают живой ком из сущностей, и пока лишь моя выделяется тёмным цветом, но гармония меняет моё самочувствие, как иногда бывает: сидишь злой, но со временем отрицательные эмоции уходят и внезапно начинаешь радоваться этому миру.
И мы вместе.
И мы поём.
И я становлюсь пусть не счастливее, но спокойнее.
Нас прерывает низкий подростковый голос:
— Кто здесь грустит?
Я открываю глаза, и зелёные ребята расходятся, позволяя парню разглядеть меня. Ему на вид лет шестнадцать, а глаза пронзительно зелёного цвета, как у Володьки, только у моего друга они какого-то нежно зелёного цвета, как самая ранняя трава, а у этого парня густые, изумрудные, словно стебли крапивы.
— Виталик, — он протягивает руку.
— Никита, — говорю я и робко пожимаю. Это самый большой зелёный ребёнок, которого я встречал, и аура у него мощная и сильная, будто способна камни разбить.
— Что я должен знать? — улыбнулся Виталик и оглядел ребят. И я вновь поражаюсь пронзительности его взгляда. Наверное, его глаза в темноте светятся.
— Он один. У него нет родителей, его разместить в палатке надо, — выпалила Катя, перебивая Колю, который открыл было рот.
— Разместим, — кивает Виталик. — Пошли.
И он осторожно обнимает меня за плечи и толкает перед собой.