– Да, сайр! – мелкий смуглый работник отдает салют, прижав руку к козырьку бейсболки. По-английски говорит с глубоко архаичным акцентом века этак семнадцатого, где только умудрился? – Перекрасить не желаете, сайр? После ремонта на двадцать пять сотен или больше покраска бесплатная!
Переглядываюсь с Сарой. Здешние машины – если не для понтов – выкрашены как правило неброско, в защитные тона или какую-нибудь простенькую вариацию староземельного камуфляжа. Красновато-серые разводы «аризонской пустыни» пока выделяются на фоне буйного весеннего вельда; когда свежая зелень увянет под здешним палящим солнцем, будет получше, но это ждать около месяца.
Приобретения из «Аммотса» наводят меня на мысль.
– Раз так, перекрасьте. Точного названия узора не назову, но там серо-зеленые камуфляжные тона горно-лесной местности.
– Знаю такой, сайр, «скальный мох». Сделаем в лучшем виде, высохнет еще во вторник.
– Вот и славно. – Поворачиваюсь к Берту: – Отмечаем сейчас или вечером?
– Лучше вечером, сейчас еще пара мыслей по плану была… Где сидим, в гостинице?
Можно и там, готовит Флоренс очень прилично. А можно и где-нибудь еще. Спрашиваю у Сары – по-английски, чтобы два раза не переводить.
– Лучше всего на набережной, ресторанчик «Актиния». Что они там из морепродуктов творят, описывать бесполезно, пробовать надо.
– Надеюсь, не сушечная какая? А то меня от японской кухни не прет.
– Меня тоже. Тебе понравится, точно говорю.
– Ладно. Пусть будет «Актиния». Часиков в восемь?
– Нормально, – кивает Берт. – С шампанским и девочками.
– Сколько угодно, только девочек сам ищи, мне теперь не по чину.
Сара, фыркнув, небольно щипает меня за бок.
– Никаких девочек без согласования со мной!
– Не вопрос, родная, ты каких предпочитаешь?
Гуляем под руку с барышней, болтая о том о сем, и случайно заходим в глубину «промышленно-деловых» кварталов в северной части города, между Главной и портовой зоной. Сплошные ангары, склады и бункера, деловых центров в смысле модерновых стеклобетонных башен тут не водится, мелкие конторки конурами приклеены к тому или иному складу. Не самый живописный пейзаж. Однако именно здесь мне предстоит искать клиентуру, так что фоновый автопилот – на запись и фиксируем ориентиры.
Взгляд падает на сине-зеленого колера здание: два этажа и гараж-пристройка, а крыша буквально утыкана сложнопереплетенными антеннами. «Army Radio World»[56]
, сообщает ядовито-зеленая вывеска. Ага, кажется, желающие радиофицироваться заглядывают именно сюда. Что ж, попробуем; сегодня, конечно, выходной, но закрыты не все заведения.– Шоппинг? – уточняет Сара, когда я сворачиваю к «Миру армейского радио».
– Зондирование рынка, – отвечаю. – Рацию в машину все равно покупать, так хотя бы прикину, во что она мне встанет.
– Ты же в них не разбираешься?
– Я – нет.
– Я тебе тут не помощница, Сая зови.
– Надо будет, позвоню. Здесь, насколько я успел заметить, в магазинах «сейл-манагеров» не водится, народ за прилавком обычно очень хорошо знает свой товар.
– Думаешь получить бесплатную консультацию?
– Зачем же, я сейчас тэзэ сформулирую, а дальше продавец пусть сам работает, сделать так, чтобы клиент остался доволен, в его же интересах.
Серая ребристая дверь открывается, легким перезвоном китайских висюлек сообщая хозяину, что к нему посетители.
Откуда-то сбоку шаркающие шаги и негромкое ворчание:
– Ша, Александр, не отвлекайтесь от дела, я таки сам посмотрю, какие гоим настолько не уважают выходной день, что хотят немного времени Семена Кармановича даже по воскресеньям…
Ну разумеется, сказано это по-русски, вернее, по-одесски, потому что так не говорят русские, так не говорят даже евреи – но Одесса таки говорит именно на этом языке, и никак иначе. Даже сейчас, когда почти все оттуда отчалили за бугор…
Мы с Сарой, улыбаясь, переглядываемся, и тут самоназвавшийся Семен Карманович выныривает из-за стеллажей справа. Выныривает, смотрит на нас, озадаченно поправляет окуляры.
А я протираю глаза.
Сара переводит взгляд на меня, на Кармановича, опять на меня… и расплывается в широкой улыбке, едва сдерживая восторженный писк. Понимаю. Это большой привет даже не от Голливуда, а от бразильского или индийского синематографа.
Потому что с поправкой на фасон бороды и количество седых волос мы с хозяином «Мира армейского радио» очень похожи. Фактически он – это я лет этак через тридцать. Ладно очки в пол-лица – у меня простые противосолнечные, черный пластик в пластиковой же оправе, у него классические окуляры диоптрий на пять в оправе из нержавейки, – но ведь и само лицо пусть не один в один, но по общему образцу слеплено! мощный лоб, скорее длинная, нежели округлая физия со спрятанным в бороде подбородком, крепкие скулы, внушительный нос и беззлобно-ехидная ухмылка, которая всегда наготове…
– «I am your father, Luke», – с придыханием выдает Карманович.
– Это вряд ли, – отвечаю по-русски, – я на мать похож, в отца пошла сестра.