Летним днём 1885 года Илья Николаевич прогуливался по дорожке своего сада с девятнадцатилетним сыном-студентом. Они искренне любили друг друга, корректор никогда не ошибался в таких оценках, но в этот раз их беседа была напряжённой. Зелиус прислушался. - Черви, пиявки! Ох, сын, никак не думал, что ты со своими способностями к наукам, этакой мелочью займёшься.
- Не вздыхай, папа, о вкусах не спорят. И разве зоология, биология не важнейшие из наук?
- Не будем спорить, - Илья Александрович замолчал и остановился. - Саша, я уважаю твой выбор, только помни, что учёного и вообще увлечённого человека, в жизни ждут разочарования.
- Пап, ты ведь никогда не был пессимистом, - встревожился Александр. - У тебя что, неприятности?!
- Если бы просто неприятности! Ты же знаешь, я всю жизнь лелеял земские народные училища, 150 новых построил, ещё боле старых возродил, а теперь новое начальство решило перевести их в разряд церковно-приходских школ.
- Папа! - облегчённо улыбнулся сын. - И только-то?
- Саша, ты ещё слишком молод, чтобы понять, что для меня это катастрофа.
Отец с сыном, возбуждённо жестикулируя, пошли дальше, а Зелиус удовлетворённо кивнул: теперь он знал, как сделать из студента-Александра, восходящей звезды Санкт-Петербургского университета, бескомпромиссного революционера.
Как ни боролся Илья Николаевич Ульянов за земские школы, то, чего он больше всего опасался, свершилось. Самое главное, он не мог понять, кому и зачем это было нужно! Оба типа школ начального образования спокойно сосуществовали в Российской империи, а тут кто-то намеренно и беспричинно одну из форм "вынес за скобки"! Илья Николаевич источил своё здоровье переживаниями и 24 января 1886 года умер в служебном кабинете от кровоизлияния в мозг.
Александр не мог успеть на похороны и оттого ещё в большей степени переживал, метался по комнате, пугая своего соседа по съемной квартире стонами и безумными глазами. "Понимаешь, - тяжело дыша, говорил он, - всё, что создал мой отец, просто списали в утиль! - Александр презрительно поморщился и заключил: - "А в утешение пожаловали орденскую звезду, которую он и в руки взять не успел!".
В углу комнаты невидимый человеческому глазу корректор, помахивал чёрными крыльями. Он был доволен: теперь-то его подопечный поддастся его безголосым увещеваниям заняться политикой.
Так и случилось: Александр резко охладел к чисто научной деятельности и углубился в социальные и экономические науки. Вскоре он стал бунтарём и непререкаемым вожаком для студентов. По его зову 17 ноября 1886 года на кладбище явилось почти полторы тысячи студентов, чтобы провести "общественную панихиду" в день 25-летия со дня смерти Добролюбова. Зелиус радостно потирал руки: он побудил полицейское начальство закрыть кладбище на замок. Первый конфликт с властью состоялся. Над толпою невидимым чёрным лебедем летал Зелиус и наблюдал, как порыв градоначальника Санкт-Петербурга поговорить со студентами "по-хорошему" разбился о юношеский максимализм и дерзость. Для усиления эффекта Зелиус затуманил головы полицейским чинам. Те из задержанных участников демонстрации выбрали наугад 28 человек, выгнали их из университета, отправив в ссылку "на места родины".
Никем не наказанный главный зачинщик Александр Ульянов жутко мучился. Он понимал, что он был виноватее каждого, что пострадали, по сути, невинные. Но винил не себя, а государственную систему и окончательно решил с ней бороться. К концу 1886 года он стал не просто членом "террористической фракции" партии "Народная воля", но одним из авторов её программы, в которой террор указывался основным методом борьбы. Бунтари решили убить царя Александра III. День выбрали - 1 марта, тот самый, в котором был убит террористами его отец - царь Александр II.
Александр и его сотоварищи стали готовиться к теракту. Ульянов продал золотую медаль для пополнения общей кассы. Молодые террористы прикупили динамит, ртуть, азотную кислоту, стрихнин и изготовили три бомбы: от одного до трёх килограммов. Зелиус молодым людям помогал: незаметно сводил с безопасными торговцами смертью, отгонял подальше ищеек третьего жандармского отделения. Зелиус и добровольцев-бомбистов обеспечил: народовольцы Герасимов и Андреюшкин сами вызвались, понимая, что почти наверняка погибнут.
День "икс" приближался. Пора было сдавать заговорщиков-бомбистов полицейским. Зелиус побудил одного из них написать письмо товарищу в Харьков, и прозрачно намекнуть на скорое "большое дело". Сделать это было нетрудно, автор письма Пахомий Андреюшкин был натурой романтической. Он понимал необходимость конспирации, но восторг от задуманного переполнял его сердце. Потом Зелиус это письмо буквально сунул в руки полусонного цензора, тот машинально вскрыл и сразу же проснулся, прочитав: "...это самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже не в очень продолжительном будущем; верю, что теперешнее затишье - затишье перед бурей". Письмо переправили в жандармерию и полицейская государственная машина со скрипом завертелась.