Землемер

Между тем как мы удивлялись окружающей нас картине, вдруг раздался шум, покрывший хлопки миллионов голубиных крыльев; этот шум можно сравнить только с топотом огромного табуна, бегущего по дороге.

Сначала шум этот послышался в отдалении, но, по мере приближения, усиливался и, наконец, раздался над нами, как гром. Вокруг нас стало вдруг так темно, как при наступлении ночи. В ту же минуту все голуби, находившиеся в ближайших к нам гнездах, вылетели, и все пространство над нашими головами полностью ими покрылось. В самом хаосе не могло быть большего смешения и шума; птицы, казалось, не замечали нашего присутствия; может быть, сама их многочисленность мешала им видеть нас, потому что они теснились между мной и Урсулой, задевали нас крыльями, и казалось, что все это количество их готово было обрушиться на нас, как лавина. Мы ловили руками голубей, а потом выпускали их на свободу одного за другим. Одним словом, мы как будто вдруг были перенесены в какой-то голубиный мир. Все это продолжалось с минуту, потом пространство, которое ими было занято, очистилось и все птицы разлетелись и скрылись между ветвями деревьев. Причиной этого шума было возвращение самок, улетавших довольно далеко, по крайней мере, миль за двадцать, клевать буковые желуди. Они заняли в гнездах места самцов, полетевших в свою очередь на поиски пищи.

Впоследствии я из любопытства вычислил, как велико могло быть число птиц, которых мы видели там; конечно, подобное вычисление не может быть точным, но можно вычислить приблизительно. Я помню, что мы с Франком насчитали до двух миллионов птиц возвратившихся и улетевших. Известно, что голуби от природы прожорливы, и поэтому, естественно, напрашивается вопрос, где же они находят такое количество пищи для себя.

Полагая, что в том месте, которое мы посетили, было их несколько миллионов (я уверен, что если посчитать их всех, то получилось бы не меньше), можно предположить, что на каждого приходится по дереву, плодами которого он питается и до которого может долететь меньше чем за час.

Поэтому можно судить, как могущественно раскрывается природа в пустынях. Я часто видел в определенное время и в известных местах целые тучи насекомых; каждому, вероятно, приходилось тоже видеть это; представьте себе впечатление, какое должно было произвести такое множество голубей в мусриджском лесу.

Мы пробыли там больше часа. Способность мыслить и говорить возвращалась к нам по мере того, как мы привыкли ко всему, окружавшему нас. Урсула быстро опомнилась и могла спокойно наслаждаться зрелищем, бывшим у нас перед глазами. Наблюдения, которые мы сделали, приобрели еще большую прелесть в моих глазах оттого, что я делал эти наблюдения вместе с Урсулой.

Проведя таким образом больше часа, мы спустились с холма; уход наш не более потревожил голубей, как и наше прибытие.

— Не удивительно ли, — сказала Урсула, — что эти голуби, которые поодиночке ни за что не подпустили бы нас к себе, показались здесь такими ручными. Неужели это происходит оттого, что их так много?

— Да, многочисленность придает им уверенность.

Разве не так бывает и у людей: к опасностям, которые испугали бы нас наедине, мы делаемся равнодушными, когда находимся среди большого количества людей.

— Почему же панический страх нападает иногда на целое войско?

— Это происходит по тому же закону, по которому человек попадает под влияние людей, окружающих его.

Если неприятель находится впереди, мы бросаемся в битву, когда же он нападает с тыла, все спешат скрыться.

Масса людей всегда производит сильное впечатление на каждого отдельно взятого человека.

Я продолжал таким образом разговаривать с Урсулой, до тех пор, пока она опять не села на лошадь. Читателю может показаться странным, что молодая девушка говорила о таких серьезных и отвлеченных предметах, так как мы привыкли слышать женщин, разговаривающих в основном о пустяках. Я был восхищен умом и чувством Урсулы; не занимаясь постоянно важными вопросами, она, однако, понимала их и очень правильно рассуждала о политических событиях. Может быть и красота ее была тому причиной, но только я не помню, чтобы я когда-нибудь разговаривал с таким удовольствием.

Глава XV

Любовь! Любовь! Ты также боязлива, как несчастный, который, охраняя свое сокровище, видит приближение воров. Всякая безделица, ускользающая даже от зрения и слуха, наполняет слабое сердце твое смешным. страхом.

«Венера и Адонис»