Землепроходец Ерофей Хабаров

Видя, что испугать или подкупить казаков невозможно, маньчжуры стали готовиться к штурму. Свои 15 пушек они расставили по окрестным холмам и открыли из них огонь. Одна из батарей, оснащенная несколькими орудиями, находилась на сопке высотой в 40 саженей на противоположной стороне реки и оттуда на расстоянии 450 саженей простреливала берег, затрудняя тем самым казакам подступы к воде. Остальные батареи стреляли по городу на расстоянии 150 саженей. После кругового артиллерийского обстрела маньчжуры бросились на приступ, но были остановлены ответным огнем.

В течение последующего времени вплоть до 24 марта город днем и ночью подвергался систематическим бомбардировкам, чередующимся с приступами. 20 и 24 марта были для его защитников особенно тяжелыми. 20 марта маньчжуры смогли настолько приблизиться к городку, что установили свою батарею на расстояний 70 саженей. Оттуда они осыпали осажденных не только пушечными ядрами, но и специальными зажигательными снарядами, прикрепленными к стрелам. Однако, несмотря на, казалось бы, безвыходное положение и бессмысленность сопротивления, русские упорно отстреливались и постоянно наносили неприятелю урон в живой силе.

24 марта после оглушительной канонады, которая продолжалась день и ночь, маньчжуры предприняли самый жестокий «навальный» приступ. Они взяли городок в кольцо, чтобы «да-вом его задавить». В этот день они придвинулись вплотную к надолбам и, прислонив к ним свои щиты, стали вести прицельный огонь по стенам и бойницам. Сюда же были стянуты арбы с зажигательными материалами, лестницы и прочее приступное оборудование. Однако бросившиеся было между надолбами, по команде Тагудая маньчжуры «покололись на чеснок». Произошла заминка. Пока враги разбирались, в чем дело, казаки предприняли неожиданную вылазку, отогнали неприятеля, отбив у него 2 пушки, множество приступных снарядов и захватив несколько пленных из числа раненых. В тот день маньчжуры понесли самый значительный урон в живой силе. Всю ночь под прикрытием темноты они собирали трупы, свозили их к себе в лагерь и там, по своему обычаю, сжигали.

Многие из них тогда не могли не вспомнить Ачанский городок, под которым они также потерпели поражение от хабаровского войска. Вторая крупная неудача еще раз убедила маньчжурское командование в прочности русских оборонительных сооружений, непреклонности их защитников, которые, по отзывам неприятеля, «были храбры как тигры и искусны в стрельбе».

Позже, анализируя сражения под Ачанским и Кумарским острожками, маньчжурские военные специалисты признают, что «прежде, когда русские построили в Учжала деревянный город (имеется в виду Ачанский городок) и жили в нем, нингутаский фудутун Хайсэ напал на них, но потерпел неудачу. Впоследствии русские воздвигли еще город в устье реки Кумары, и Минъаньдали атаковал его, но не взял. С этих пор русские придают большое значение деревянным городам и считают, что могут сидеть в них без опасения»65.

Потеряв надежду взять Кумарский городок приступом, маньчжурское командование отдало приказ о его правильной осаде. Враги порубили и сожгли русские дощаники, отрезав казакам речной путь к отступлению. Свой лагерь они расположили в 450 саженях, окружив городок плотным кольцом и обстреливая его днем и ночью пушечными ядрами и зажигательными снарядами. Таким путем враг рассчитывал задушить защитников голодом и принудить их к сдаче. Но продовольствие кончилось не только у осажденных, а и у осаждающих. Маньчжурские базы были за сотни верст от места военных действий, а подвоз продовольствия неприятель организовать не смог. 4 апреля, простояв у Кумарского острога ровно 3 недели, так ничего и не добившись, Минъаньдали отдал приказ об отступлении. Перед уходом маньчжуры «пометали в воду порох и верховые огненные заряды», а тяжелую куячную одежду (панцири) сожгли66.

На поле боя хабаровцы собрали 730 пушечных ядер, несколько сотен стрел, десятки огненных зарядов. Войсковым мастерам снова предстояло переплавлять трофейный металл в ядра для своих пушек. Но войсковой порох и свинец были на исходе. К концу подошел продовольственный запас, и питаться приходилось «с великою нужою».

Из Кумарского острога Степанов отправил в Якутск подробную отписку о зимовке и сражении, образцы трофейных пищалей, стрел с огненными зарядами и надписями, оговорив, что надписей прочесть не сумел никто. Хабаровцы просили якутского воеводу прислать подкрепление, а также бумагу, «чтобы было на чем ясашные книги писать».

На протяжении 1655–1658 гг. освоение русскими Амура и его притоков продолжалось. В июле 1655 г., разделив отряд, Онуфрий Степанов одновременно собирал ясак на Сунгари и Уссури. Летом 1655 и зимой 1656 г. была собрана самая большая ясачная казна — 95 сороков 24 соболя, 62 шубы собольи, «а в них 23 сорока 39 пластин собольих», 56 пластин лисьих, 3 лисицы красные, 2 лисицы черные, 2 лисицы бурые и выдры.