Землетрясения

Карузо крепко спал, как вдруг в 5 часов 12 минут он почувствовал, что его кровать сдвинулась с места, пересекла всю комнату, очутилась у противоположной стены и затем подскочила, как будто ее подбросили вверх, и тяжело опустилась на пол. В тот же миг пол заколебался и в номере Карузо, как и в других комнатах, затрещали стены, попадали и разлетелись в осколки вазы и стенные часы, с треском посыпались оконные стекла. Воздух был наполнен сильным глухим гулом, который сопровождался все усиливающимся грохотом обвалов, доносившимся отовсюду — и снизу, и сверху[11].

Рис. 1. Район Сан-Франциско.

Обратите внимание на трассу разлома Сан-Андреас.

Знаменитый тенор в ужасе вскочил с постели и попытался встать на усыпанный осколками стекла пол, уходивший из-под ног. В полутьме ему удалось найти дверь и открыть ее. Карузо очутился в коридоре, где уже собрались другие певцы с вытаращенными от страха глазами. Некоторые выскочили в ночных рубахах, кое-кто наспех накинул чужое платье или надел на голову бутафорскую шляпу.

Все бросились вниз в большой холл бельэтажа и окружили персонал отеля и других гостей, не менее испуганных, чем они. «Это землетрясение», — передавалось из уст в уста. Хотя стены продолжали трещать и раздавался грохот падающих камней и осыпающейся штукатурки, наступила некоторая передышка. Карузо взял себя в руки, бросился в свой номер, надел туфли, сорвал полотенце, обмотал им горло. Затем схватив портрет Теодора Рузвельта, который тот подарил ему со своим автографом, кубарем скатился вниз.

Сделал он это вовремя. Кто-то сказал, что отель может с минуты на минуту рухнуть, и разразилась паника. Все бросились к дверям. На улице творилось нечто невообразимое. Рождающийся день гремел громовыми раскатами, и было видно, как трескались, распадались на части и обрушивались дома. Огромная толпа собралась на площади Юнион-Сквер, где по крайней мере не угрожала опасность погребения под обломками строений. Растерянный Карузо наскочил на своего товарища Скотти. Тот, стуча от страха зубами, пытался выкрикнуть: «Экипаж, экипаж, надо выбраться из города!»

«У меня есть фургон; уступаю его за 300 долларов!» — предложил какой-то тип.

Скотти, Карузо и еще несколько человек бросились к отелю. Надо отдать должное стараниям Ролстона — гостиница еще не развалилась. Пробираясь среди обломков, итальянцы проникли в свои номера и начали бросать в сундуки все, что попадалось под руку. Трудно сказать, как им удалось спустить вниз эти набитые наспех сундуки и погрузить их в повозку, хозяин которой приплясывал с таким же нетерпением, как и его лошади. Как бы то ни было, повозка вскоре тронулась, пытаясь найти выход из города. Представшая глазам итальянцев картина была ужасной: города больше не существовало. Среди обезумевшей от страха толпы как бы носился подземный вихрь, сметавший здания и зажигавший пожары.

Повозке понадобилось много времени, чтобы вырваться из этого ада. Беглецы перевели дыхание и немного пришли в себя лишь после того, как им удалось укрыться на ночь на каком-то складе. При первом же проблеске дня они бросились на поиски какого-нибудь судна, чтобы покинуть это проклятое место. Им удалось найти суденышко и перебраться на противоположный берег залива в Окленд. Портрет, подаренный Карузо Рузвельтом, служил чудодейственным пропуском. Благодаря ему знаменитому тенору и тем его товарищам, которые последовали за ним, удалось сесть в поезд, отходивший в Нью-Йорк. «Никогда ноги моей здесь больше не будет, — клялся Карузо, — лучше уж я проведу остаток дней у подножия Везувия…»

Человек и землетрясение

Позднее мы еще остановимся на землетрясении, которое разрушило Сан-Франциско в 1906 году и ощущалось почти во всей Калифорнии. Здесь же нам хочется отметить, что интенсивность землетрясения в пределах самого города была далеко не везде одинаковой (она колебалась в пределах VI–XI баллов по международной шкале). Наибольшей интенсивности оно достигло в районе Маркет-стрит. Оставим же Карузо и его товарищей, удирающих на всех парах по направлению к более устойчивым землям, и вернемся в ад, где погибало все богатство города.

Проникнем хотя бы на одну из густо населенных улиц, ведущих на юг от Маркет-стрит. Пять часов утра. Улица еще находится в полусне, хотя во многих квартирах люди уже собираются идти па работу. Зайдем в квартиру механика У. А. Бартлета. Его дети еще спят, но жена уже зажгла керосинку, а глава семьи кончает умываться. Скоро Бартлет должен выйти на улицу, вскочить в трамвай и отправиться в порт на склад, где работает. В чистом воздухе тихого утра из кухонной трубы дома Бартлета дым так же лениво поднимается к небу, как н из трубы дома его соседа Филмора № из всех труб этого скромного рабочего квартала.