"Пройдусь по Абрикосовой, сверну на Виноградную, и на тенистой улице я постою в тени. Вишневые, Грушевые..." какие-то там еще, в детство дальнее влекут меня они...
Словно во сне, сама себе напевая эти строки, я шла по коридорам.
Вот с потолка свисают спелые, крупные желтые, слегка мохнатые плоды. Я не удержалась и, потянувшись, срываю одну штучку и отправляю ее в рот. Еще немного крепенькая и с кислинкой...
А здесь у нас поворот на какую "улицу"? Ну да, конечно же, как в песне...
С потолка и со стен свисают крупные, тяжелые грозди винограда. Некоторые полупрозрачные, крупные и продолговатые, другие - небольшие, круглые и с небольшой примесью красного в оттенке ягод.
В том "переулке" я вижу вишни, свисающие и словно просящиеся в рот, тут - груши... Яблоки...
Да, когда я только выбирала за какой замок играть, я почти так и представляла себе всё. Тенистые аллеи, лабиринты из кустарников и мы... с Максом...
Я тяжело вздохнула. Ну, ничего, самое главное уже сделано, Макс восхищен мною. Теперь пусть он делает шаг.
Мелькнувшая мысль вынудила меня замедлить шаг и остановится. А что, если его восхищение пройдет, словно облачко, которое сдул легкий ветер?
Значит, завтра необходимо сделать что-то, что напомнит Максу о предмете его восхищения и восторга.
Я возвращаюсь назад, в гардеробную, где феи с удвоенной энергией приступают к облачению своей Королевы.
На этот раз одеяние гораздо проще и легче. Пышное, но словно невидимое, платье классического покроя, без особых изысков, но в тоже время, прячущее меня в себе, словно дразнит жениха "найди свою суженую". Легкая, невесомая накидка из тончайшего шелка белого цвета, которую прямо у меня на глазах несколько гусениц выткали буквально из воздуха. Длинные перчатки нежнорозового цвета скрыли мои руки по самые плечи.
- Из чего эти перчатки? - спросила я у фей, так как по ощущениям, они были тоньше и нежнее самой тонкой кожи.
- Из лунного света. Королева. - был ответ мне.
Прекрасные, легкие и такие восхитительные сережки, из чего-то, напоминавшего серебро, повисли на моих мочках. Они один к одному повторяли таковые у Березы, с единственной разницей. Каждая отдельная пластинка в моих - висела свободно и отдельно от других. Они могли вращаться и слегка покачиваться, издавая при соприкосновениях легкий, едва различимый звон, который брал за душу так, как кошка берет зубами своих котят за шиворот - аккуратно и крепко.
Крохотный листок материнского дерева, вокруг которого шел ободком его же контур, вокруг которого шел еще один, и еще... Кулончик аккуратно лег мне на грудь. Я стояла перед зеркалом и не могла оторвать взгляд.
- Из чего сделан кулон и сережки?
- Из пения соловья на ветке материнского дерева в лучах рассветного солнца.
Туфельки... При виде обуви я вдруг резко захотела хоть на минутку оказаться ТАМ, в реальном мире, на любой дискотеке. Легкое свечение, которое шло от них, не слепило, но мне каким-то образом стало понятно, что даже на самой темной лестнице я буду видеть, куда ставить ногу. Просто ради того, чтобы проверить, действительно ли туфелька размером ровно по моей ноге, я попыталась засунуть палец за пятку и он легко туда вошел. Материя растянулась, чтобы вместить его, но стоило мне убрать руку, как нога вновь оказалась в мягких объятьях обуви. Верх на ощупь был гладким, словно лакированная кожа, но по виду создавалось впечатление, что они - бархатные. По взмаху руки одной из фей, подлетели и сели на мои туфельки две бабочки, прямо на место пряжек, если бы они были.
- Из чего сделаны мои туфельки? - задала я уже немного приевшийся, но все еще такой актуальный вопрос.
- Об этом, моя Королева, тебе могут рассказать эти бабочки. Из пыльцы, собранной на самых красивых цветах нашего Цветника.
М-да... За такой наряд любая невеста ТАМ отдала бы стоимость всей свадьбы, еще бы и посчитала, что я прогадала, думалось мне, пока в зеркале передо мной крутилось мое же отражение. Тело, скрытой одеждой, в то же самое время угадывалось набросками и штрихами, пробуждая фантазию и маня.
Внезапно, у меня замигала иконка вызова из реального мира.
Мои родители... Я задумалась.
Во мне словно боролись две разных Лены.
Одна кричала, доказывала, требовала сообщить о себе, сказать маме, что я жива, просто очень далеко...