Земля

Он сидел прямой и спокойный, и в его спокойствии было что-то, не допускавшее вопросов, и Ван-Лун пустился вперед, как делают другие рикши, хотя не имел ни малейшего представления, где находится храм Конфуция. Но по дороге он расспрашивал встречных, и так как везти пришлось по шумным улицам, где сновали продавцы со своими корзинами, и женщины спешили на рынок, и проезжали коляски, запряженные лошадьми, и множество рикш, таких же, как та, которую он вез, и все это толкалось и суетилось, то ему не нужно было бежать, он шел как только мог быстро, все время чувствуя за спиной тяжелые толчки нагруженной рикши. Он привык носить тяжести на спине, но не бегать в упряжке, и прежде чем он увидел стены храма, руки у него заболели и на ладонях натерлись пузыри, потому что оглобли натирали те места, которых раньше не касалась мотыка. Когда Ван-Лун добрался до ворот храма и опустил оглобли, старый учитель вышел из рикши и, порывшись за пазухой, достал мелкую серебряную монету и протянул ее Ван-Луну, говоря:

— Я никогда не плачу больше, так что жаловаться бесполезно. — И с этими словами он повернулся и вошел в храм.

Вал-Лун и не думал жаловаться, потому что до сих пор ему не приходилось видеть такие монеты, и он не знал, на сколько медяков ее можно разменять. Он пошел в рисовую лавку рядом, где меняли деньги, и меняла дал ему за монету двадцать шесть медяков. IИ Ван-Лун подивился легкости, с какой деньги достаются на Юге. Другой рикша, стоявший рядом, смотрел, как он считал, и заметил Ван-Луну:

— Только двадцать шесть медяков! Куда ты возил этого старикашку?

И когда Ван-Лун сказал ему, он воскликнул:

— Ну и скряга! Заплатил половину цены. А сколько ты запросил с него?

— Я не торговался — ответил Ван-Лун. — Он сказал мне: «Поедем!», и я повез.

Рикша посмотрел на Ван-Луна с сожалением.

— Вот поглядите на деревенщину с длинной косой и со всем прочим! — обратился он к окружающим. — Ему говорят: «Вези!», и он везет, и не спрашивает, дурак этакий: «Сколько дадите за провоз?» Знай, простофиля, что только белых иностранцев можно возить, не торгуясь. Характер у них, что твоя негашенная известь, но уж если они скажут: «Вези!», то ты можешь везти без опасений, потому что они ослы и не знают ничему цены, и серебро течет у них из кармана, словно вода.

И все, кто слушал его, засмеялись. Ван-Лун промолчал. В самом деле, он чувствовал себя очень неуверенным и невежественным в этой толпе горожан, и, не сказав ни слова в ответ, он повез свою колясочку дальше.

«А все-таки на эти деньги мои дети завтра будут сыты», — упрямо сказал он себе и тут же вспомнил, что вечером ему придется уплатить за прокат рикши и что денег и вправду на это нехватит. До полудня он свез еще одного пассажира, и с этим он торговался и договорился о цене. А после обеда его наняли еще двое. Но вечером, когда он сосчитал деньги, у него оказался только один медяк сверх цены за прокат рикши, и он в большом огорчении вернулся в шалаш, говоря себе, что за целый день работы, более трудной, чем работа в поле, он заработал только одну медную монету. Тут на него нахлынули воспоминания о земле. Он не вспомнил о ней ни разу за этот день, но теперь подумал, что она где-то там, правда далеко, но все же она принадлежит ему, ждет его возвращения. Эта мысль успокоила его, и он вернулся в шалаш умиротворенным. Там он узнал, что О-Лан за целый день подали сорок грошей, а из двух мальчиков старший набрал восемь монет, а младший тринадцать; всего этого вместе хватит на рис завтра утром. Только, когда у младшего мальчика взяли деньги, чтобы спрятать с остальными, он горько заплакал, требуя свои деньги обратно, и проспал всю ночь, зажав их в руке; так и не могли отнять их у него, пока он сам не отдал их за свою порцию риса. А старик совсем ничего не принес. Весь день он покорно сидел на краю дороги, но не просил милостыни. Он засыпал и просыпался и смотрел на прохожих, и когда уставал смотреть, засыпал снова. Но так как он был старший в роде, его нельзя было упрекнуть. Когда он увидел, что руки пусты, он сказал только:

— Я пахал землю, и сеял, и собирал жатву, и моя чашка с рисом была полна. А кроме того, я породил сына и сыновей моего сына.

И, как ребенок, он верил, что его накормят, потому что у него есть сын и внуки.

Глава XII