Земля 2.0 (сборник)

– Вот и Станислав ушел… – сказал Маттео Жану Батисту, и они обнялись, преисполненные скорбью. Я приник к крепкому плечу Маттео и дал волю слезам. А нас троих в свою очередь обнял Яков. Мы были семьей, потерявшей за короткое время двух близких людей.

Далее последовали тревожные открытия и происшествия.

Тот лишний кол, который хранился при входе в оранжерею, действительно исчез. Взять его мог только кто-то из своих… чтобы превратить в орудие убийства. В голове не укладывалось, что такое вообще возможно. Я несколько раз проклял себя за то, что вообще заказал «печать» этих штуковин, ведь мог же обойтись без них. Безмозглый я Овощ!

Професс Габриель подготовил отчет о происшествии. Но отправить его не удалось: на вершине Сына, где находилась антенна дальнего действия, вспыхнул короткий, но очень яркий фейерверк, а затем во всем лагере отключилось электричество. Энергосистему перезапустили, професс и Томаш помчались выяснять, что стряслось. Вернулись злые и удрученные: антенна была мертва, сгорело все, что только могло, – электросиловой привод, система наведения, опорно-поворотное устройство… оплавился даже сам рефрактор. Ущерб был невосполним. Габриель и Томаш без особой убежденности предположили, что причина аварии – в обрыве заземления и статическом электричестве. Дальше – хуже. Выяснилось, что нескольких секунд перенапряжения в сети до срабатывания защиты хватило, чтобы вышла из строя и приемопередающая аппаратура на «Святом Тибальде».

Таким образом, призрачный мост, соединяющий нас с Землей, рухнул, и община нежданно-негаданно оказалась в полной изоляции.

– Временно, – сказал нам Томаш голосом смертельно уставшего человека. – Я посмотрю, что можно починить. В конце концов, это всего лишь радио…

Нам пришлось удовлетвориться этим туманным обещанием, поскольку ничего другого не оставалось. После совместной молитвы мы разошлись по отсекам-кельям, но вряд ли кому-то в ту ночь удалось сомкнуть глаза.

Затем не стало Жана Батиста.

Насколько мы поняли, он встал раньше всех и сразу же отправился на стройку: оценить, что сделано, и прикинуть фронт работы на день, за ним водилась такая привычка. Жан Батист, по-видимому, упал с незавершенной апсиды на насыпанный булыжником черновой пол храма и разбил голову.

– Семь негритят дрова рубили вместе, зарубил один себя, и осталось шесть их, – процитировал Яков, натягивая на руки латексные перчатки. Он стоял у тела погибшего, его глаза были полны слез и злости.

Я с ужасом глядел на месиво из костей и плоти, в которое превратилась голова Жана Батиста.

– Как он так смог разбиться? Как же он так?.. Вдребезги! – Из-за спазма в горле я едва-едва мог говорить.

Яков оценивающе поглядел на меня.

– Даже полный овощ вроде тебя смекает, что и в этом случае дело нечисто. – Яков поднял взгляд на апсиду и призадумался. – Если бы Жан Батист сорвался с такой высоты… Да при здешней гравитации… Уверен, он бы даже палец на ноге не сломал. Отделался бы легким испугом, и все дела. Нет, Помидор. Ему злонамеренно расколотили голову. Как? Это я и собираюсь выяснить.

По движению воздуха и надсадному кашлю я понял, что в храм вошли остальные.

– Неужели это никогда не закончится? – простонал Маттео.

– Закончится, – возразил Томаш. – Закончится, когда закончимся мы сами.

– Снова погребение… – обреченно констатировал Габриель.

– Не сегодня! – неожиданно возразил Яков. – На этот раз я собираюсь обследовать тело брата… Произвести вскрытие: все как полагается. И не подходите ближе! – Он выставил руку, отгораживаясь от нас. – Вы можете уничтожить улики!

– Ты с ума сошел, Яков! – воскликнул Габриель. – Я, по-моему, уже говорил, что мы не станем воображать из себя сыщиков! Эта клоунада оскорбительна! Так мы ни к чему не придем!

Но сегодня Яков был непреклонен. Чаша его терпения переполнилась.

– При всем уважении, монсеньор, я буду делать то, что должен! – бросил он в ответ. – Вы можете остановить меня силой! Или пожаловаться в Ватикан!

Это было прямое неповиновение. Я еще ни разу не слышал, чтобы в таком тоне говорили с человеком, на чьем пальце блестит епископский перстень. Габриель встал между Яковом и нами, развел руками и спросил сурово: