Земля 2.0 (сборник)

– Ах, кто сейчас русский, а кто еврей. Несть ни эллина, ни иудея, – громко, как будто смешение племен и кровей действительно его удручало, вздохнул Боровой. – Просто одна из легенд нашего мира, вроде вашей натуральности. То есть вы конечно же натурал. Натурал Натуралыч, а то бы он и вас скрутил.

– А вы нет?

– Почти, – осклабился ветеринар. – У меня в семейном анамнезе рак кожи. Отец умер в сорок лет, дед в сорок три. Мне хотелось пожить подольше. Когда я получил стипендию на обучение в Колумбийском университете, то перевел солидную часть денежек клинике генной терапии в Нью-Йорке. Они меня подправили, а потом уже пошло – заплатка там, патч тут. Вот и ушатали меня, ушатали… о ней и говорить нечего.

Боровой резко дернул головой в сторону Маниши.

– Она готовый генный коктейль для нашего Яйца.

– Для какого, черт возьми, яйца?

Гудвин начал злиться. Он повел плечами, дернул руками. Трос впился сильнее.

– Не дергайтесь. До ближайшего юриста пара сотен световых лет. Никто тут не предъявит вам судебный иск, Гудвин, пристрели вы еще хоть дюжину разумных. У Яйца другие методы… пресечения.

– Это яйцо говорит вам, что меня надо съесть?

Боровой радостно закивал, как будто Гудвин своими словами разрешил мучившую его моральную дилемму.

– Зачем?

– Говорит, вы Страх. Если съесть Страх, станешь сильнее. У него довольно примитивные, даже первобытные представления. Но это и неудивительно. Он ведь даже еще не родился.

Говоря это, Боровой смотрел на темный сверток в том же углу палатки, где сидела Маниша. Только сейчас Гудвин понял, что это не рюкзак и не сумка с оборудованием, а накрытая пластобрезентом женская фигура. Туземка. Она все еще не очнулась. Значит, прошло не больше пары часов – парализатор редко действует дольше, если не выставить его на максимальный заряд.

– Вы ее оперировали? Нашли…

Гудвин осекся, вспомнив, как в мягкий живот вошла игла и как в тот же миг все почернело.

– О нет. Я ошибался.

Боровой раздраженно фыркнул, как будто корил себя за глупость.

– Дафнии, – снова повторил он.

– Дафнии?

– Мелкие ракообразные. Пол у них определяется чисто морфологически… фенотипически. Одинаковый набор хромосом при внешней дихотомии.

Гудвин, не понимавший ни черта, принялся тихонько оглядываться. У Ксяо Лонга на такой случай наверняка бы нашелся припрятанный в ботинке нож. Гудвин ножей в ботинках не носил (хотя владел неплохим охотничьим кинжалом старинной работы), но должно же быть хоть что-то… какой-то способ порвать или перерезать трос. Рассудок подсказывал ему, что резать пластоцит бесполезно, – эта полуживая материя заживляет себя быстрее, чем нож рвет волокна. Может, огонь? Но костер остался снаружи… костер и пляшущие вокруг него Бандар-логи. Нет, костер остался во сне.

Между тем Боровой продолжал что-то говорить.

– …суть не в двуполости, а в гаплоидности и диплоидности. И самки, и самцы первого поколения происходят из неоплодотворенных яйцеклеток. У них одинарный набор хромосом. Но потом, когда под влиянием стресса у самок проявляются морфологические признаки самцов и происходит спаривание, возникает диплоидная зигота. Яйцо. И он… оно… совсем другое. Вот смотрите!

Похоже, Боровой начисто забыл, что говорит со связанным человеком. Щелкнув по уни-браслету, он развернул в воздухе экран диагноста. По экрану бежали какие-то непонятные вертикальные строчки.

– У плода двойной набор хромосом. Лабильный. С амейотическим кроссинговером! Его гены постоянно меняются. Приспосабливаются. Совершенствуются. За одно это дали бы Нобелевку…

Боровой осекся на полуслове. По его лицу пробежала судорога, словно в театре задернули занавес. Затем вновь открыли – но сцена за ним уже была совершенно другой. Из глаз Борового на Гудвина смотрело… чужое. Смотрел сам Страх.

– Ты не страшный, – сказал Страх ртом Борового. – Ты голый и безволосый.

Маниша, подчиняясь, казалось, неслышимому приказу, гибко поднялась и встала рядом с Боровым-не Боровым.

– Ты не страшный, – сказала она. – Ты мал. Ты один.

– Заткнись! – завизжал Гудвин и забарахтался в своих путах. – Отпусти ее, мерзкая тварь!

Маниша присела рядом на корточки и, склонив голову набок, с любопытством заглянула в лицо Гудвину.

– Ты хотел съесть МОЕ. Ты съел много НЕ МОЕГО, а потом пришел и хотел съесть МОЕ.

– Я не жру падаль! Я просто коллекционирую…

Маниша покачала головой, встала и положила руки на плечи неподвижному Боровому.

– Ты и эту красивую шкуру бы съел, – произнес Боровой. – Как съел две до нее. Как хотел съесть пустошкуру по имени Боровой, которая теперь МОЕ.

– Я никого не ел!

– Ел! Ел! – откликнулось двойное эхо.

Хотя какое эхо в палатке?

Гудвин огляделся.

Он сидел в пещере. По стенам пещеры плясали тени, вились древесные корни. Бандар-логи похитили человеческого мальчика Маугли и притащили в разрушенный город людей и швырнули в пещеру. Он видел остатки резьбы на стенах, перекрещивающиеся узоры старинных фресок, обнажившиеся ребра арматуры. Но все медленно обтекали наплывы дерева, более древнего даже, чем поглощенный им город.