Земля 2.0 [сборник]

Обычно «Уснику» используют в опытах над животными. Видимо, кому-то смерть во сне кажется более гуманной. Но в нашей лаборатории животных усыпляют мгновенной заморозкой, а «Уснику» я использую в своих целях — травлю ею свою бессонницу. В небольших дозах она безопасна, обычное седативное, регулирующее выработку меланина. И за время войны в шкафу скопилось количество, которым можно усыпить все поселение.

Зав лабораторией не спросила, зачем мне отгул. Меня даже потянуло начать эту тему самой, пожаловаться на плохое самочувствие, мигрени, новое обострение астмы, вроде как поставить галочку. Но решила не оправдываться. Она же не интересовалась, когда я пришла к ней с синяками на шее. Никто не интересовался, молчали все. Скользят безразличными взглядами, ждут зрелища, чего-нибудь пострашнее. Того, что можно будет обсудить.

Отвратительная черта всех небольших поселений. Но я решила не обращать на них внимания. Решила сосредоточиться на главном.

В чае «Усника» растворилась хорошо, цвет стал чуть гуще, но вкус и запах не изменились. Суррогат чая сам по себе имеет химический привкус, так что разница не была заметна.

Но, пригубив его, Вадим вздернул губу.

— Горячий.

Я ухватила кружку — лишь бы не смахнул со стола — и унеслась за занавеску. Вылила треть, долила холодной воды. Подумав, добавила еще «Усники». Та зашипела, изошла на пузырьки.

— Вот только ты так умеешь: кружка горячая, а чай холодный. — Вадим зло качнул головой, желваки так и ходили по щекам. Я затаила дыхание. Следила за его руками. Ударит?

Не ударил. Выпил часть, затем еще.

— Может, тебе прилечь? — я спросила осторожно. Лениво окинув меня взглядом, Вадим поднялся и направился в сторону кровати. Скинул ботинки, цепляя один за другой, и упал прямо на покрывало.

Через минуту он уже крепко спал.

Я осторожно перевернула его на бок. На шее под линией волос виднелась небольшая пластина. В ней два отверстия, как след змеиного укуса.

Вот он, имплантат. Маленькая сломанная штучка, пластина из биосовместимой стали. Причина нашего несчастья. Мучила Вадима, заставляла делать то, чего он сам никогда бы не сделал.

Кто меня осудит? Я пошла на это ради него. Я знаю, что ему станет легче.

С помощью отвертки я отогнула плинтус и вытащила провод от лампы, перерезанный и зачищенный на пару сантиметров. Все двести двадцать вольт, подготовленные заранее. Лампочку в светильнике я тоже испортила заранее, вдруг Вадим спросит, почему та не работает? Но он не заметил, полдня просидел у окна.

Лишь бы электричество не отключили. На часах не было и пяти, но на станции не соблюдали четкий график.

Я вытащила из нейроимпланта заглушки, сунула в открывшиеся дырочки металлическую скобку. Рука дрожала, провод дрожал вместе с ней, в опасной близости от шеи Вадима. А если я случайно промахнусь? Кольну током? От такого Вадим точно проснется и сразу поймет, что я задумала. Сразу проломит мне голову.

Я отогнала эти мысли и прицелилась.

Раздвоенная лапка провода коснулась скобки.

Долгое мгновение ничего не происходило. Затем Вадим вздрогнул, всем телом выгнулся, сминая простыни. Перекатился на спину и забился в припадке. Глаза метались под приоткрытыми веками, с губы сполз розовый червь пены. Господи, и как я забыла, что он может прикусить язык?! Непростительно!

Я с трудом вытянула провод, кинулась разжимать Вадиму челюсти. Зубы будто склеились, между ними пузырилась кровь, но пульс на шее прощупывался, мелкий-мелкий, как у лабораторных мышей. Жив. Слава богу, жив.

Сокращения мышц постепенно сошли на нет, дыхание выровнялось. Я стерла кровавую пену краем покрывала и погладила Вадима по влажному лбу.

Мой хороший. Мой родной.

Теперь ему станет лучше.

22.07.2216

Почему я не замечала, как прекрасен марсианский рассвет? Когда пыльная муть успокаивается, атмосфера становится прозрачнее. За дымкой вспухает солнце, растекается яичным желтком по краю дюн. Песок с хрустом проминается под ботинками. Чего я боялась? Не помню.

Да это и не важно.

Сегодня я опоздала с регистрацией на полчаса. Когда обошла поселение и вернулась, у шлюза меня уже ждал Иван Федорович со своей командой. Они были очень встревожены, пришлось объяснять им, что у меня все под контролем. Что запас воздуха еще оставался, в обмороки я не падала и в песках не плутала. Я просто поднималась по склону. Слушала шепот ветра.

Судя по выражению лица, Ивана Федоровича я так и не убедила. Алик тоже заволновался, толкнулся, и я провела ладонью по животу, осторожно, будто перья пригладила.

Хорошо, когда семья растет. Раньше паек выдавали раз в месяц, теперь будут дважды, нас же двое. А когда станет трое, выделят дом побольше, уже в центре поселения. Там много семейных пар с детьми, сыну не придется скучать.

Вадим проснулся к девяти, смог сам подняться и пройти к столу. Добрый знак. Он вообще выглядит гораздо лучше. Поправился, на щеках появился румянец, и воспоминания его больше не мучат — это заметно сразу. Волосы отросли, борода скрыла шрамы. Я подстригаю ее маникюрными ножничками, получается очень аккуратно.

— Доброе утро, милый, — сказала я, и Вадим улыбнулся.