Женька пораженно смотрела на шпили небоскребов, мимо которых плыли маленькие точки. Несколько разнонаправленных потоков из летательных аппаратов; как будто к небесам подняли автомагистрали. Некоторые точки уходили вниз, другие, наоборот, поднимались к общему потоку. Ливадова не могла оторвать взгляд от воздушных дорог. Это не Россия и даже не Земля. Либо совсем другой, но не две тысячи шестнадцатый год!
Как? Почему?
Сзади послышался чей-то разговор. Женька оглянулась. Дверь слева теперь открыта, и через нее вошли двое в белых медицинских одеждах с высокими и строгими воротниками. Пожилой сухопарый мужчина с редкими седыми волосами и высокая крепкая молодая женщина с большой грудью и широкими плечами. Ее волосы были стянуты сзади в тугой узел.
– Здравствуйте, Евгения Константиновна! – улыбаясь, заговорил старик; искренне, как показалось Женьке.
Впрочем, добрый тон направившегося к ней человека не мог унять подозрительности Ливадовой.
– Откуда вы меня знаете? – Девушка вцепилась правой рукой в ворот своего халата, а левой обхватила живот. Она вдруг сильно разволновалась.
– Об этом чуть позже. – Врачи, как окрестила этих двоих Женька, приблизились к ней. Старик по-прежнему улыбался, а женщина хранила маску бесстрастности. – Меня зовут Игорь Иванович Мартынов. Я профессор Трансрегионального университета, в здании которого мы сейчас и находимся. Институт физики в Новосибирске.
– Новосибирск? – переспросила Евгения и задала другой вопрос. Нелепый, но он казался ей очень важным: – Вы по-русски говорите?
Двое медиков недоуменно переглянулись.
– Разумеется.
– А там Новосибирск? – Ливадова махнула рукой в сторону небоскребов.
– Именно так.
– Какой сейчас год?
– Две тысячи двести пятьдесят второй. Четырнадцатое декабря.
Женьке захотелось лишиться чувств, и чтобы все, что с ней случилось, оказалось лишь ее воспаленным бредом. Чтобы, очнувшись, она лежала на песке у Ведьмина пруда, а Андрей испуганно тормошил ее за плечи и говорил, что надо вызвать «скорую».
– Моя помощница Яна. Аспирантка нашего университета, – заговорил старик. – Первое время…
– Нет! Подождите! – воскликнула Женька. – Я не хочу! Я не могу. Верните меня домой!..
– Моя помощница Яна, – повторил профессор, – поможет освоиться на новом месте.
– А если я не хочу! Я не буду здесь осваиваться. – Женька неожиданно почувствовала прилив смелости. – Не желаю здесь оставаться! Я ухожу! Немедленно!
– Это невозможно. – Мартынов склонил набок голову и пристально посмотрел на Ливадову.
– Почему? – выпалила раскрасневшаяся от переживаний Женька.
– Потому, – ответил Мартынов, взгляд его похолодел, сделавшись похожим на змеиный, – что отныне ты, Евгения Ливадова, являешься собственностью Трансрегионального университета.
Глава 4
В цепях
Ревя моторами, грузовики поднимались по длинному и довольно крутому склону.
Стемнело, Андрей мало представлял, что происходит вокруг, где они едут, да и куда – тоже. Если посмотреть направо, приходилось жмуриться, закрывать глаза и отворачиваться. Слепил свет, бивший из фар шедшего позади автомобиля. Назад тоже не глянешь – с поднятыми кверху руками особо не поизворачиваешься.
Перед глазами четыре клетки вдоль противоположного, правого борта грузовика. Тесные, примерно метр на метр, и чуть больше в высоту. Клетки на треть поднимались над кузовом ЗиЛа, как прозвал грузовик Ливадов. Между прутьями сантиметров двадцать, и Андрей выставил наружу гудевшие от усталости ноги.
В такой же позе напротив Ливадова сидел другой пленник. Андрей успел хорошо рассмотреть его, пока еще было светло. Косматый бородатый мужик с угрюмым взором. Соломенные растрепанные волосы опускались до плеч. Раскинутые руки – сплетение сухожилий и мышц, и вообще в нем ни грамма лишнего жира. Сухопарый пленник выглядел лет на сорок пять. Андрей про себя прозвал его «дикарем».
Несколько раз предпринимал попытки разговорить дикаря, однако тот недолго пялился на Андрея и, не произнося ни звука, опускал глаза или отворачивался. И взгляд у него был каким-то звериным, недобрым. Ливадов не мог подобрать других слов, чтобы описать тяжелый взор, которым при попытке начать разговор одаривал его спутник по заточению.
Был еще один пленник, он занимал третью из восьми клеток в кузове грузовика. Похожий на дикаря, такой же худощавый, поджарый. Лохматый, наполовину седой и мертвый.
Бедолага отчалил буквально только что. Захрипел несколько минут назад, дернулся и замер, неподвижно уронив вперед голову. На перебинтованной груди сквозь белые повязки проступило большое темное пятно.
Да уж…
Руки затекли, хотелось пить. С приходом ночи похолодало, и в одних трусах, малоподвижному было очень не по себе. По ощущениям, вечер второй половины августа, когда еще лето, но уже не прочь свитер натянуть или ветровку. Андрей боялся получить переохлаждение, но если бы только это терзало его! Чувствовалось, как наваливается отчаяние. Ливадов не пытался обмануть себя, приукрасить собственное положение. Понятно, что вляпался по самые уши.