Земля 2252 (СИ)

Посреди отсека для неграждан Ливадов нашел пустую полку, на втором, среднем уровне. Она, как и все, заправлена белой простынью, с подушкой и со сложенным тонким одеялом. Андрей залез на полку и кое-как разделся до трусов. Какое же блаженство стащить с себя опостылевшую мокрую одежду! Запихнуть ее в дальний угол спального места — к ногам! Упасть головой в подушку, натянуть одеяло и закрыть глаза.

Появилось чувство полета. Андрей мгновенно заснул, тревожным сном без сновидений. Очень часто просыпался, ворочался и казалось, что не спит вовсе. Под одеялом быстро взмок, потому откинул его.

Поезд стучал колесами. Знакомый с детства перестук. Успокаивающий, под него спать бы и спать — за окном непроглядная, опасная ночь, а здесь безопасность и комфорт. Впервые в новом мире Ливадов спал в настоящей постели. Стальной обруч не мешал, его форма специально подогнана под шею человека, да и почти свыкся с ним Ливадов.

Он смертельно устал, его избили, а на перроне что-то буквально подкосило. Ливадов едва добрался до свободной полки и впал в полубредовое состояние. Порой, открывая глаза, он видел полутемный отсек для неграждан, кто-то проходил мимо, слышался чей-то храп.

Посреди ночи прибыли на новую станцию. В окно ударил свет фонарей. Доносился отзвук разговоров, гул моторов и непонятная перекличка через громкоговорители на незнакомом языке. В отсек для неграждан впустили новых пассажиров — слышно, как они поднимаются в вагон. Ливадов не разглядел их, проходящих мимо его полки, потому что вновь отключился. Погрузился то ли в сон, то ли бред.

Он просыпался еще несколько раз. Поднимал взор к полке над собой, тоже пустой. Рассматривал ее, и веки начинались слипаться, однако сон теперь приходил не сразу. Ливадов долго ворочался и отрубался вновь, как казалось, через вечность.

На Октябрьской площади Ливадова основательно избили, затем Джонс пытал болью ошейника. Андрей валялся почти без сознания и практически не шевелился. Рамирес трижды звал армейского медика, чтоб вколол в русского сильнодействующей химии и поставил его ноги. Три инъекции включили резервы организма и подкинули еще своего топлива. Быстро сгорающего, но эффективного. Андрея хватило до ночи.

Организм напомнил о себе. Ливадов был пуст. Опустошен и на грани. Андрей и сам понимал, когда за эту бесконечную ночь несколько раз включались мозги, что может сдохнуть прямо сейчас. Он сжимал кулаки и скрежетал зубами.

Нет у него права на смерть! Он должен жить! Чтоб найти сестру! Чтоб вместе с Женькой вернуться домой! Чего бы этого не стоило!

Воля не давала опустошению взять вверх и добить, прикончить; но слабость брала свое. Андрей отключался, наступал сон без сновидений. Сон, который ощущался как мучительное бодрствование.

Когда глаза открылись в очередной раз, за окнами рассвело. Лампы погасли, и внутрь падал естественный свет раннего утра, он окрашивал вагон в серые тона. Только стук колес, и почти полная тишина, исчез даже храп. Никто не бродит и не переговаривается.

За окном степной пейзаж — бескрайное поросшее травой пространство. Травяное море с островками рощ, гребнями холмов и впадинами оврагов. Дикая, избавленная от человека местность. В прошлом, во времена Андрея и Женьки, вдоль железной дороги всегда тянулась инженерная инфраструктура — столбы и провода, мелькали полустанки и переезды. Где-то в отдалении обязательно показывалась какая-нибудь деревушка. Сейчас ничего этого нет.

Андрей вслушивался в себя. Полубредовое состояние исчезло, он вновь ощущал себя здоровым человеком. Насколько это было возможно после вчерашних побоев и пытки. Ливадов перевернулся со спины на бок — тупая боль никуда не делась, напомнила о себе и, как будто, даже не уменьшилась. Андрей коснулся пальцами лица. Все также — рожа разукрашена, как и день назад.

Рука опустилась к шее, дотронулась до металла ошейника. Андрей выругался. Хотелось спрыгнуть на пол и голыми руками разорвать проклятый обруч. Сука! Еще череда ругательств про себя. Ливадову полегчало, он успокаивался, бездумно глядя на полку над собой.

— Главное, что не сдох, — прошептали пересохшие губы.

Андрей спустился, стараясь не шуметь. В одних трусах — в вагоне совсем не холодно, а случайные взгляды попутчиков по несчастью нисколько не волновали. Не в положении Ливадова, раба со стальным ошейником, стесняться и беспокоиться. Плевать, если кто-то увидит его, бредущего по вагону в одном нижнем белье.

По правде сказать, не хотелось лишний раз натягивать на себя залитое кровью то рванье, которым являлась его одежда. Лишь носки надел и всунул ноги в берцы, не удосужившись их зашнуровать. Побрел к тамбуру; перед ним, должно быть туалетное отделение. Да, так и есть, оно за дверью, отделяющей от пассажирского отсека. Справа стекло, слева дверь в санузел. Все также, как в двадцать первом веке.

Не занято. Почему-то всегда в поездах приходилось ждать, пока туалет освободится. Сейчас он был свободен, может, из-за ранней поры.