Земля 2252

Вдоль стен сидели люди. Шестеро мужиков, вполне прилично одетых — то ли слуги, то ли рабы, — разместились на лавках по левой стороне. Они держались ближе друг к другу и с интересом разглядывали Ливадова. Андрей был избит, в разорванной и окровавленной одежде, да еще руки в браслетах, но его приняли за своего. Вошедший совершенно не похож на другую кучку людей, загнанных в подвал, — полтора десятка косматых дикарей в шкурах. Сухопарые, жилистые, еще довольно молодые. Самому старшему не больше трех с половиной десятков лет.

Все они разместились у дальней стены — прямо на полу, потому что лавки убрали; и у каждого на горле примитивный железный ошейник, соединенный со стеной за спиной железной цепью.

Ржавая металлическая пластина на шее, а не напичканный электроникой обруч, чьи мучительные импульсы едва не убили Андрея. Джонс тогда с нескрываемым удовольствием отплачивал русскому за ранение и пережитые страхи. Правда, ни препараты, ни старания военных медиков не смогли полностью заштопать его ранения. Рамирес сильно хромал и ступал через боль. Ему требовалась серьезная реабилитация в хорошем и дорогом медицинском стационаре. Это радовало. Ливадов утешался мстительным злорадством: американцу от него неплохо досталось.

Кто-то из одичалых указал на заплывший глаз Ливадова, чем вызвал дружный хохот. Это от них перло. Андрей не смог сдержаться и поморщился. Дикари сидели в собственных испражнениях: то ли так давно здесь, что устали терпеть, то ли им было совершенно наплевать, что ходят прямо под себя. А может, это был вызов.

Впрочем, если это и была демонстрация протеста, то вызвать могла только омерзение. Глядя на них, не сильно-то и отличавшихся от животных, против воли превратишься в расиста. Смеялись дикари недолго, скоро вошедший перестал их интересовать. Они продолжили скалить зубы и о чем-то бубнить меж собой.

Ливадову приветливо помахал рукой бородатый дядька в черном комбинезоне, он сидел на лавке ближе прочих. Протарабанил еще что-то на незнакомом языке.

Андрей подошел ближе.

— Не понимаю, — хриплым голосом произнес он.

В ответ еще одна тирада на непонятном языке. Андрей хотел развести руками, но вспомнил, что они в наручниках, и только пожал плечами. Дядька шлепнул ладонью по лавке рядом с собой, приглашая устраиваться здесь.

Ливадов кивнул. Незнакомец оказался первым за долгое время, кто проявил нормальное людское отношение к нему. Сам, наверно, тоже раб или что-то около того, раз пребывает в отстойнике для скота, но человеческого не растерял. И каково же было удивление, когда он протянул Андрею флягу!

В ней была вода. Вода! Ничего другого не нужно! Ливадов пил большими жадными глотками, ощущая после каждого, как влага смачивает пересохшие губы, сухое горло, падает вниз, и вместе с ней в нутро течет жизнь. Андрей вопросительно вскинул бровь, когда осушил флягу наполовину, и, получив разрешение, допил воду до конца, блаженно прикрыв глаза.

— Спасибо, — сказал Ливадов, возвращая опустевшую емкость.

Трудно передать словами степень благодарности, которую Андрей испытывал сейчас к незнакомцу, да и не смог бы. Они говорили на разных языках.

Бородач кивнул и вновь сделал приглашающий жест. Андрей сел рядом.

Усталость разом взяла свое. В избитом теле осталось совсем мало сил, в ушах опять загудело. Ливадов склонил голову направо, хрустнув позвонками, затем налево — и довольно хмыкнул. Ошейник не очень-то и мешал… Сука!.. Ничего, он его когда-нибудь снимет. Хорошо хоть наручники не жмут и не натирают.

Андрей прикоснулся к заплывшему левому глазу, к рассеченной губе. Там, где опухло, болело, но это ерунда, пройдет. Он сделан из мяса! Андрей криво улыбнулся. Из мяса… Так парни в разведке ободряли друг друга. Эх, появись их взвод здесь — разнесли бы охрану вокзала на раз-два. Преувеличение? Конечно! Но он бы отдал очень-очень многое, чтобы оказаться сейчас со своим «калашом» и вместе с ребятами из разведки и начать работу по вокзалу. Мечты… Помечтать бы еще, как будет отдавать долги Рамиресу.

Андрей вдруг понял, что бородач, поделившийся водой, все время повторяет одно и тоже.

— Хенк? — переспросил Ливадов.

Бородач заулыбался и закивал. Забавный дядька. Кажется, хочет познакомиться.

— Меня Андреем зовут. Андрей.

Бородач поднял большой палец и вновь улыбнулся, а Ливадову вдруг стало его жаль. Нормальный мужик вроде, глаза вон добрые, а сидит в подвале для скота в нескольких шагах от воняющего сброда. Хенк тоже, наверно, чья-то собственность. Принадлежал ли он когда-нибудь себе?

— Ну, будем знакомы.

Бородач расплылся в очередной улыбке и хлопнул Андрея по плечу. Заговорил. Ненадолго. Затем предоставил Андрея самому себе, за что тот оказался благодарен не меньше, чем за воду. Хреново очень.

Хотелось забыться. Выпить бы чего, и побольше. Однако, за неимением водки, можно спрятаться от этого нового долбаного мира только во сне. Ливадов ткнулся спиной в стену, натянул капюшон, постаравшись устроиться поудобнее, и закрыл глаза. Он провалился в сон. Привиделся дом.