Земля бедованная

Дверь в лабораторию была приоткрыта, в пустом коридоре (Костылев явился сегодня в институт за полчаса до начала дня) – тишина, так что Алексей Петрович уже шагов за десять услышал металлический голос Лены Клеменс:

– Следует вывязывать чепчик, плотно облегающий голову. Конусообразные рога надлежит вязать отдельно, крючком. Затем надо пришить. Хвост целесообразно надеть на проволочный каркас… – Лена произносила слова громко и четко, будто передает телефонограмму. Она была одна, держала в руке телефонную трубку и, увидев Костылева, сразу положила ее, проговорив: «Ладно, пока…» Одного взгляда на ее костюм было достаточно, чтобы шерсть на груди и загривке Костылева поднялась дыбом, а в носу затрещало.

К вельветовым Леночкиным джинсам был небрежно пристегнут изогнутый латинской буквой S длинный хвост с кисточкой. Невозможно лохматый рыжий свитер облегал ее узкий торс. Волосы прикрывала коричневая вязаная шапочка, такие носили лет двадцать пять назад и называли почему-то «менингитками». К шапочке были прикреплены рога, похожие на две небольшие сардельки.

Лена смотрела на Костылева восторженными глазами и молчала.

– Что за маскарад? – неприязненно спросил он.

– Мы так решили. Пора дать им понять, – она решительно вскинула острый подбородок.

– Кто – «мы»? Кому – «им»? – поинтересовался Костылев, садясь за стол. – И зачем вы вчера бегали к Сидорову?

В отличие от всех без исключения людей, всегда отвечающих на самый последний из серии заданных вопросов, Леночка стала отвечать по порядку.

– Мы, – торжественно начала она и взяла себя за кончик хвоста, – это ваши единомышленники…

Костылев крякнул.

– Гриша и Аскольд – мои друзья, – продолжала Лена, играя с хвостом, – студенты-политехники. Исключительно умные парни. Гриша все произведения Канта знает наизусть. Кроме того, присоединяется Нина Кривошеина…

– Хватит! – Костылев ударил ребром ладони по столу. Но Лена даже бровью не шевельнула.

– Теперь – кто такие они…

– Да бросьте вы хвост, наконец! Ничего больше знать не хочу! – закричал Костылев в раздражении. – Бред какой-то! И вообще – прекратите! Еще и Кривошеина! Прекратите это все, эту… всю вашу самодеятельность! Вы меня поняли?

Усмехаясь, Лена смотрела на него, покусывая хвост.

– Бросьте хвост, кому говорю, – Костылев выпустил сноп искр и окутался облаком серы. – И снимите шапку. Вы в ней на зайца похожи. Кому сказано? Шапку долой!

– Не подумаю, – отрезала Лена. – Не доверяете – ваше дело. Вы хотите утверждать, что молодежь ни на что не способна? Не так ли? Хорошо, будем действовать сами. И мы докажем. Учтите: мы не слабее и не трусливее вас. Наш нравственный… империтив…

– Им-пе-рА-тив! – взвыл Костылев. – Ра, ясно вам? Ра! И не болтайте вы слов, которых не знаете. Нахватались… разного, занимаетесь чушью! Вы что, в самом деле, думаете, будто я это все – нарочно?

– Не считаете возможным доверять, очень прискорбно, – на этот раз упрямо и с обидой повторила Леночка. – Но мы докажем.

– Да я вам сейчас честное слово дам! Вот: честное слово! Не хотел я этого. Все бы отдал, только бы избавиться.

– Не клевещите на себя. Цель не оправдывает средства. Вы не должны спасать меня ценой предательства. Своих идеалов. Вы оскорбляете. Тех, кто вам поверил. И пошел за вами. Что ж… Вы пали духом. Мы вас поддержим.

С этой обнадеживающей фразой на устах Леночка удалилась, раскачивая хвостом.

И тогда Костылев, отдышавшись и выпив воды, стал звонить жене. И услышал то, что услышал.

А через час явился Сергей Гуреев и, потирая руки, сообщил, что в вестибюле толпа трудящихся, никто не идет работать, кадровик Васька горло сорвал и все без видимой пользы. Там наша мисс Клеменс с рогами. Привязала себя веревкой к батарее отопления, сказала, что будет сидеть, пока администрация не выполнит какие-то требования. Около нее там болтались два гадких типа. Тоже, я тебе скажу, детища мрака: не наши, вроде бы… – рассказывал Гуреев, криво ухмыляясь, – так вахтер их прогнал, грозя сдать. А еще плакат! Ну – пожар в сумасшедшем доме! На твоем месте я бы пошел взглянуть. На дело рук, так сказать…

– А ты бы, Сережа, не пошел бы…? – тихо спросил Костылев.

Весь этот день, глядя на пустой стол Лены, ловя на себе кисло-ядовитые взоры Гуреева, вздрагивая каждый раз, как в комнате появлялась Ольга Митина и начинала визжать, весь длинный день Костылев ждал, что его вызовут к начальству. Но, странное дело, никто не вызвал. К четырем часам нервы его сдали настолько, что он сам пошел к Сидорову, наспех выдумав какое-то дело.

Кабинет Сидорова оказался заперт, и Костылев решил отправиться в административный корпус – работать он все равно уже не мог. Но чтобы попасть туда, нужно сначала спуститься в вестибюль, откуда имелось два выхода, один на улицу, другой – во двор. И Костылев спустился, очень надеясь, что в вестибюле уже никого нет.