Читаем Земля бедованная полностью

…Израильская, – говорю, – военщинаИзвестна всему свету!Как мать, – говорю, – и как женщинаТребую их к ответу!Который год я вдовая,Все счастье – мимо,Но я стоять готоваяЗа дело мира!Как мать вам заявляю и как женщина!..Тут отвисла у меня, прямо, челюсть,Ведь бывают же такие промашки! —Этот сучий сын, пижон-порученецПерепутал в суматохе бумажки!..

39…различные неопознанные объекты… – см. примечание 26 к повести «Треугольник Барсукова (Сенная площадь)».

40…шло совещание «тройки». – Классическая «тройка» – это директор, председатель партийного бюро и председатель профсоюзной организации.

41мишугинер – (идиш) сумасшедший.

42…вызов … заготовленный Осей. – Вызов, он же приглашение от родственников, часто фиктивных, был необходимой бумажкой, чтобы получить разрешение на эмиграцию «для воссоединения семьи» (формально такое право было у советских евреев, немцев и некоторых других народов). Считалось, что добровольно уехать из СССР психически здоровому человеку в голову не придет, разве только, если за границей его с нетерпением ждет родня. Когда родни не было, ее следовало выдумать; почему-то никто не проверял, существуют ли эти дяди и тети на самом деле.

43…коллекции дефицитных новейших изданий… – см. примечание 17 к повести «Треугольник Барсукова (Сенная площадь)».

44«Сайгон» – так в народе называли знаменитый кафетерий при ресторане Москва, где собиралась ленинградская богема. Вот что рассказывает о «Сайгоне» санкт-петербургский историк Лев Лурье:

«1 сентября 1964 года на углу Невского и Владимирского проспектов в первом этаже ресторана «Москва» открылся самый большой и важный ленинградский кафетерий. Официально новая точка общепита так и называлась «Кафетерий от ресторана «Москва». Первое народное название – «Подмосковье». Вход с угла Владимирского и Невского.

По мере того как новое заведение набирало в городе все большую популярность, появилось окончательное название «Сайгон». Оно было связано с главной международной новостью тех лет – войной во Вьетнаме – и несло в себе несколько смыслов.

В тогдашней советской публицистике вьетнамский Сайгон, столица Южного Вьетнама, представал вместилищем пороков, прифронтовым городом, наполненным барами, проститутками, наркотиками, гангстерами. В этом была макаберная юношеская романтика. Да и заведение было грязное, неухоженное. Один мой тогдашний американский приятель назвал его «самым грязным местечком Восточной Европы».

Помещение кафетерия было вытянуто вдоль Владимирского проспекта. Несколько ступенек вниз вели в основное помещение – к буфетной стойке, на которой размещалось пять кофеварок. Пять дам, из которых наибольшей популярностью пользовались Стелла и Люся, непрерывно заправляли кофе в рожки (по две в каждую машину). И на эту каторжную работу существовал умопомрачительный конкурс: было за что биться…

Кофе пили исключительно стоя, за высокими столиками с круглой, искусственного мрамора, столешницей. Мест в «час пик» не хватало, поэтому столики занимали заранее, посылая в очередь делегата. Те же, кто приходил без компании и дожидался своего «маленького двойного», оказывался в прогаре: кофе есть, а места – нет.

Вначале «Сайгон» был для изгоев – «семидесятников» неким аналогом современного молодежного клуба, точкой, где можно было встретиться с приятелем, познакомиться с девицей, выпить без строгого мамашиного надзора. Из места социализации он превратился в единственно возможное место реализации.

Здесь читали друг другу стихи, планировали воображаемые выставки, делились запрещенным чтивом, пересказывали потаенное. «Сайгон» возродил эпическую традицию, когда тексты не читались, а передавались из уст в уста. Наконец, кафетерий стал кладбищем надежд. Здесь спивались, сходили с ума, садились на иглу. Ноев ковчег позднего Ленинграда, вместилище пороков и вдохновений, в узком зале которого соседствовали художники и воры, диссиденты и опера КГБ, мелкие фарцовщики и фанатики моржевания.

Хмурых, пьющих «семидесятников» сменили хиппи из «системы», на смену им выдвинулись музыканты и их последователи… В перестройку на месте «Сайгона» появился магазин итальянской сантехники, сейчас это дорогущий бар при гостинице».

Лев Лурье. Маленький двойной переворот // Огонек. – 2013. – № 32.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее