Земля белых облаков

Когда Джеймс уехал, Гвинейра не смогла сдержать слез. Она наблюдала за ним, стоя у окна, смотрела, как он скакал по полям, держа перед собой щенка. Он повернулся лицом к горам. Может, он хотел сократить путь до Холдона? Для Гвин это уже не имело никакого значения, она потеряла его. Она потеряла обоих мужчин. Кроме Флёр, у нее оставались лишь Джеральд и этот проклятый нежеланный ребенок.

Джеральд Уорден ни разу не заговорил с невесткой о ее беременности, даже после того, когда ее положение уже не вызывало никаких сомнений. Никто не обсуждал вопрос помощи во время родов, в дом не приглашали врача, который бы мог осмотреть будущую мать и проследить за протеканием беременности. Да и сама Гвинейра старалась как можно дольше игнорировать свое состояние. Вплоть до последних дней беременности она скакала верхом на самых горячих лошадях и пыталась не думать о предстоящих родах. Возможно, в условиях отсутствия квалифицированной помощи ребенок не выжил бы.

Вопреки ожиданиям Хелен чувства Гвинейры к будущему ребенку за все это время совсем не изменились. О первых движениях малыша в животе, которые так радовали ее в случае с Флёреттой, она даже не вспоминала. А когда ребенок толкался настолько сильно, что Гвинейра начинала стонать, она, вместо того чтобы сказать об очевидном здоровье малыша, лишь злобно говорила: «Сегодня он снова не дает мне покоя. Поскорее бы он из меня уже вышел!»

Хелен спрашивала себя, что Гвин имеет в виду. После рождения ребенок никуда не исчезнет, а наоборот, громко заявит о своих правах. Возможно, хотя бы тогда в Гвинейре проснется материнский инстинкт.

Тем временем приближался срок родов у Кири. Молодая маори радовалась будущему ребенку и постоянно пыталась приобщить к этой радости свою хозяйку. Улыбаясь, Кири сравнивала обхват живота у обеих женщин и шутила, что, хотя ребенок Гвинейры был младше, живот у нее был больше. Живот у Гвин и в самом деле был просто огромный. Она всячески пыталась скрыть его под складками одежды, но иногда, в самые мрачные часы, Гвинейра начинала бояться, что у нее родятся близнецы.

— Это невозможно! — сказала Хелен. — Матахоруа заметила бы это.

Ронго тоже лишь улыбалась, услышав об опасениях хозяйки.

— Нет, внутри один ребенок. Но красивый, сильный. Нелегкие роды, мисс Гвин. Но не опасно. Моя бабушка сказать, что замечательный ребенок.

Когда у Кири начались схватки, Ронго исчезла. Будучи старательной ученицей Матахоруа, она пользовалась спросом в качестве повитухи и часто проводила ночь в деревне маори. На этот раз она, явно довольная, вернулась под утро. У Кири родилась здоровая девочка.

Уже через три дня после родов мать гордо показывала Гвинейре свою дочь.

— Я ее называть Марама. Красивый имя для красивый ребенок. Значит «луна». Я брать ее с собой на работу. Она играть с ребенок мисс Гвин!

У Джеральда Уордена на это были свои взгляды, но Гвинейра оставила слова Кири без внимания. Если маори хотела, чтобы ребенок был всегда при ней, она могла брать его с собой на работу. Тем временем Гвин уже не боялась возражать Джеральду, и старик молча отступал. Распределение власти в Киворд-Стейшн поменялось, хотя Гвин и не понимала, что послужило причиной столь резких изменений.

В этот раз, пока Гвинейра лежала в схватках, никто, волнуясь, нe стоял в саду и не сидел в гостиной, ожидая появления ребенка. Гвин не знала, поставил ли кто-нибудь Джеральда в известность о начавшихся родах, да это и не имело для нее никакого значения. Вероятно, старик снова проводил ночь в своей комнате с бутылкой виски, и, пока все не закончилось, он вряд ли смог бы осознать случившееся.

Как и предсказывала Ронго, роды протекали тяжелее, чем н случае с Флёреттой. Ребенок, которого Гвинейра так не хотела, был намного больше. Вынашивая Флёретту, она ценила каждую минуту, прислушивалась к каждому слову повитухи и старалась стать образцовой матерью. Теперь же она с каким-то отупением выносила схватки, иногда стоически, иногда с нетерпением превозмогая боль. При этом Гвинейру преследовали воспоминания о боли, в которой был зачат этот ребенок. Ей казалось, что она снова ощущала вес Джеральда на себе, чувствовала запах его пота. Между схватками ее тошнило, она была слабой и разбитой и время от времени кричала от ярости и боли. Когда Гвинейра окончательно выбилась из сил, ей хотелось одного — умереть. Или же, что было бы лучше, чтобы умерло это существо, крепко цеплявшееся за ее тело подобно мерзкому паразиту.

— Да выйди ты уже наконец! — стонала она. — Выйди и оставь меня в покое...

После почти двух дней беспрерывных мучений и ненависти ко всему, что заставило ее пережить такие страдания, Гвинейра родила сына. Единственное, что она чувствовала, было облегчение.

— Какой замечательный малыш, мисс Гвин! — просияла Ронго. — Как Матахоруа и говорить. Подождите, я вытереть его, и вы его держать. Мы ему давать немного времени, прежде чем перерезать пуповину...

Гвинейра яростно покачала головой.

— Нет, отрежь ее сейчас, Ронго. И унеси его отсюда. Я не хочу его держать. Я хочу спать... мне нужно отдохнуть...