Земля белых облаков

– Тогда перейдем к делу! – произнес он строго, в то время как в его глазах светился тот же юношеский огонек. – Давай выясним все – и я не хочу слышать ничего, кроме правды. Теперь, когда больше нет супруга, которому ты должна хранить верность, а наша дочь все знает, скажи: это действительно было обычным деловым соглашением, Гвин? Речь и в самом деле шла лишь о зачатии ребенка? Или же ты меня все-таки любила? Хоть чуть-чуть?

Гвинейра улыбнулась, но затем наморщила лоб, словно задумалась в поисках ответа.

– Чуть-чуть? Ну, если подумать, то, пожалуй, чуть-чуть я тебя любила.

– Хорошо. – Джеймс оставался совершенно серьезным. – А сейчас? Когда у тебя было так много времени на размышления, а наша дочь выросла? Когда ты свободна и никто больше не может тебе указывать, что делать? Ты меня все еще чуть-чуть любишь?

Гвинейра покачала головой.

– Нет, – медленно произнесла она. – Теперь я люблю тебя очень сильно!

Джеймс снова обнял ее, и они насладились поцелуем.

– Любишь ли ты меня достаточно, чтобы уехать со мной? – спросил он. – Достаточно, чтобы сбежать со мной? В тюрьме ужасно, Гвин, мне нужно было оттуда сбежать!

Гвинейра покачала головой.

– Как ты себе это представляешь? Куда мы отправимся? Снова красть овец? Если они тебя опять поймают, то наверняка повесят! А меня упрячут за решетку.

– Они не могли поймать меня десять лет! – возразил Джеймс.

Гвин вздохнула.

– Потому что ты нашел этот участок земли и проход. Идеальное укрытие. Кстати, его теперь называют высокогорьем МакКензи. Возможно, это имя останется даже тогда, когда о Джеральде Уордене и Джоне Сайдблоссоме уже никто и не вспомнит.

МакКензи ухмыльнулся.

– Но ты ведь не можешь всерьез полагать, что нам снова так же повезет! – продолжала Гвинейра. – Тебе нужно отсидеть в тюрьме пять лет, Джеймс. Если ты после этого будешь действительно свободен, мы подумаем, что делать дальше. Я не могу просто взять и уехать. Люди, животные, ферма… Джеймс, все это зависит от меня. Я полностью контролирую разведение овец. Джеральд больше пьет, чем работает, а если иногда и бывает трезвый, то в основном заботится о коровах. Но даже это занятие он все чаще передает Полу…

– При этом мальчишку не особо-то любят… – пробурчал Джеймс. – Флёретта мне кое-что рассказала, да и офицер полиции в Литтелтоне. Я знаю все о Кентербери. Тюремному охраннику было скучно, и я был единственным, с кем он мог целыми сутками разговаривать.

Гвин улыбнулась. Она немного знала этого офицера, а также то, что он любил поболтать.

– Да, с Полом тяжело, – согласилась она. – Тем больше я нужна людям. По крайней мере пока что. Через пять лет все изменится. Пол будет совершеннолетним и больше не позволит мне и слова сказать насчет ведения фермы. Я даже не знаю, захочу ли я жить на ферме, которой будет управлять Пол. Возможно, мы смогли бы купить себе клочок земли. После всего, что я сделала для Киворд-Стейшн, мне полагается хотя бы это.

– Клочка земли недостаточно для разведения овец, – с сожалением в голосе сказал Джеймс.

Гвин пожала плечами.

– Возможно, ее хватит для разведения собак или лошадей. Твою Пятницу теперь знает каждый, а моя Клео… она еще жива, но скоро уже умрет. Фермеры будут дорого платить за собак, которых тренировал сам МакКензи.

– Но пять лет, Гвин…

– Только четыре с половиной!

Гвинейра снова прижалась к нему. Пять лет казались ей вечностью, но она не могла представить себе другого выхода. Уж точно нельзя было жить беглецами в горах или отправляться на поиски золота.

МакКензи вздохнул.

– Ладно, Гвин. Но ты должна дать мне шанс уйти! Сейчас я на свободе. Я не собираюсь добровольно возвращаться за решетку. Если меня не поймают, то я отправлюсь на золотые прииски. И поверь мне, Гвин, уж я-то найду золото!

Гвинейра улыбнулась.

– Ты даже Флёретту нашел. Но больше не поступай со мной так, как ты сделал в суде! Все эти истории о маорийской любовнице. Я думала, у меня сердце остановится, пока ты рассказывал о своей большой любви!

Джеймс ухмыльнулся.

– А что мне оставалось? Объявить во всеуслышание, что у меня есть дочь? Маори они искать никогда не станут, всем известно, что это бесполезно. Хотя Сайдблоссом, конечно, подозревает, что эта девушка забрала все мои деньги.

Гвин наморщила лоб.

– Какие деньги, Джеймс?

Лицо МакКензи расплылось в широкой улыбке.

– Ну, как сказали бы Уордены, я позволил себе собрать приличное приданое для своей дочери. Все деньги, которые я заработал за эти годы от продажи овец. Поверь мне, Гвин, я был богатым человеком! И надеюсь, что Флёр разумно распорядится ими.

Гвин улыбнулась.

– Это меня успокаивает. Я так боялась за нее и Рубена! Рубен – хороший парень, но у него руки не из того места растут. Из него такой же золотоискатель, как… ну, представь, если бы ты решил вдруг стать мировым судьей.

МакКензи строго посмотрел на нее.

– О, у меня великолепно развитое чувство справедливости, мисс Гвин! Как ты думаешь, почему все сравнивали меня с Робином Гудом? Я крал овец только у богачей и никогда не трогал людей, которые зарабатывают себе на жизнь честным трудом! Хотя, согласен, мой способ слегка необычный…