Земля без людей

– Рад видеть тебя, – с трудом выдавил Иш, но даже столь простые слова ненатурально прозвучали. Но он заставил себя прямо взглянуть в узкие щелки глаз гостя, и, наверное, в напряжении взгляда его сознательный вызов и пренебрежение прочесть можно было. Нет, сейчас бы уже не сказал Иш, что поросячьи глазки на него смотрят. Это матерого хряка глаза! Сила и ярость за детской голубизной прятались. А когда пожали они друг другу руки, рука гостя сильнее оказалась. Если бы захотел гость, то мог бы без труда поломать Иша, сильно поломать. А Боб уже потащил Чарли с другими знакомить. И злоба у Иша не затихала, а, наоборот, росла, готовая выплеснуться. «Осторожно!» – приказал он себе. Совсем иначе представлял он в мечтах возвращение мальчиков. Думал: станут мальчики крепкой нитью, с другими, такими же чистыми и неиспорченными связывающей. И вот он – Чарли! Красивый, кто спорит, – но на любителя такая красота. Хороший товарищ – видно, мальчикам нравится! Но… конечно же, Чарли – он же грязный. И мысль эта поставила все на свои места, будто дала объяснение беспричинной, с первого взгляда родившейся неприязни. Чарли был грязный, и, подчиняясь внутреннему чувству, Иш был готов думать, что не только снаружи грязен Чарли, но и внутри – глубоко внутри грязен. Грязь – всегда существующая грязь земли – самое последнее, что Иша, да и всех других в нынешние времена беспокоило. Но впечатление от грязи, какую он на Чарли заметил, совсем другое было. «Может быть, – быстро перебирал он в уме, – это впечатление от одежды?» На Чарли был деловой костюм – такие в последние годы никто не носил. Редкость! К тому же еще и с жилеткой. Но жилетке объяснение можно найти – вечер выдался холодный и сильный ветер гнал по небу низкие рваные облака. Но засаленным был костюм, и если не знать, что давно уже никто ни куриц, ни яиц не видел, можно подумать – в пятнах засохшего яичного желтка был костюм. А все вдруг к дому заторопились, и Иш пошел с ними, но не как хозяин шел, не вел он, а сзади плелся. В гостиной яблоку негде было упасть. Мальчики и Чарли в центре. Дети с обожанием на них смотрели. А как по-другому могли смотреть дети на исследователей, из далекой и опасной экспедиции с честью возвратившихся. А еще больше Чарли глазами поедали, – видно, странно им было и непривычно видеть незнакомца. Даже в самых смелых мечтах не ожидали люди, что столько радости принесет им возвращение мальчиков. А Иш думал, что если бы имелся под рукой лед, то самое время откупорить бутылки с шампанским. А потом подумал, почему такой горько-ироничной кажется ему эта мысль?

– Что удалось вам? – кричали все разом. – Как далеко заехали? Что делается в этом большом городе – как же его имя? Но, даже захваченный водоворотом всеобщего возбуждения, Иш ловил себя на том, что все время косится на Чарли. Смотрит на его сальную бороду, жилетку в пятнах и от этого еще сильнее чувствует отвращение к чужаку. «Следи за собой, – уговаривал себя Иш. – Не будь деревенщиной, ненавидящим любого чужака с мыслями и манерами, отличными от твоих собственных. Ты всегда говорил, что община нуждается в новых идеях и новых людях, а стоило кому-то появиться, ты начинаешь ненавидеть его и оправдываешь свою ненависть глупыми выводами: „Если он грязен снаружи, значит, что-то обязательно грязное у него внутри“. Расслабься – разве не понимаешь, какой сегодня великий день!» Но сколько ни уговаривал он себя, чувство горечи не проходило.

– Нет, – в то время говорил Боб. – До Нью-Йорка мы не добрались. Мы были в другом большом городе – Чикаго, кажется. Но за ним дороги все хуже и хуже становились. Новые деревья выросли, старые все, что можно, завалили, заносы, размывы, мосты посносило. Мы то по одной дороге поедем, то по другой… Кто-то перебил Боба вопросом, не дал договорить. Одновременно полдюжины вопросов обрушились на путешественников, и они завертели головами беспомощно, не зная, на какой отвечать сначала. В шумной разноголосице Иш поймал взгляд Эзры. И во взгляде этом он сразу ощутил тревогу и понял, что Эзра тоже присматривается к Чарли. И одновременно с тревогой испытал Иш растерянность и подтверждение своим опасениям. Эзра знал людей, и Эзра любил людей. Если Эзра встревожился, значит, есть причины. В таких случаях Иш больше доверял Эзре, чем самому себе. «Кончай, – приказал он себе. – Ты же не знаешь, о чем сейчас думает Эзра. Может быть, и смотрит так потому, что понимает твою тревогу, знает, о чем ты сейчас думаешь. Ничего же не случилось! Ты ведешь себя как царек ничтожного племени, который боится, что появившийся с новыми идеями незнакомец сбросит старых божков и растопчет старую веру». И тогда он заставил себя слушать, что говорят мальчики и поймал обрывок фразы: