Ближе к ступеням, взбивавшимся по неровностям скалы, располагался автопарк самовольцев, обнесенный низкой, грубой оградой точно загон для скота, и основательно засыпанный снегом. Машин под огромными сероватыми сугробами уже не определишь, только грязно-зеленый передок "Урала" торчал из-под обвалившейся снежной горы. Гусаров помнил, что кроме грузовика, чудом добравшегося по бездорожью до Пещер, хранилось здесь несколько "Нив" и "УАЗиков" и пара джипов. Остальной транспорт, тянувшийся по мудреным дорогам кряжа еще до Девятого августа остался длинными колоннами в низинах, а затем его смыло бурлившей повсюду водой. Большинство машин под скалой раздербанили до основания – пустили на металл. Действительно, чего толку с них, если баки пустые? В первое время после падения астероида, когда вокруг бушевали сумасшедшие ураганы, и клокотала вода, бензином и солярой здесь по глупости грелись – сожгли все, и никто не думал, что колесная техника может весьма пригодиться. Сейчас бы вдохнуть жизнь в погребенный снегом и людской беспечностью "Урал", сколько можно полезных рейсов на нем сделать в тот же Оплот или рудные шахты! Многометровая толща льда, слежавшегося снега по низинам и складкам гор сровняла ранее непреодолимые преграды, и можно найти дорогу в любой конец кряжа, даже за его пределы. Было бы только топливо. И может, будет оно. Несколько умников, работающих на Скрябова, придумали, как из пирита извлекать серу, затем производить серную кислоту. Кислотой в пластиковых канистрах заливали опилки и путем каких-то хитрых махинаций целлюлоза превращалась гадкую муть, содержащую глюкозой. Ну а дальше все просто: сбраживай эту гадость в тепле и заботе, гони с нее ядреный самогон или по-умному спирт этиловый. Хреновый, если честно, выходил самогон. В первый день эпохальной алхимии Скрябов все двадцать литров продукта позволил распить. Кто ж от халявы откажется? Заметная часть поселка ходила пьяной, а на следующее утро смертельно больной: одни блевали чуть ли не потрохами, матерились и тряслись, у других от головной боли едва глаза не лопнули. Несколько человек в печальном итоге померло. Но, так или иначе, поднабравшись опыта, самогон нормальный производить научились, очищали его по-всякому, фильтровали, отстаивали. В результате, что в "Горячем Лосе", что "Китае" или "Иволге" появились горячительные напитки. В каждом заведении свои, фирменные, то на скорлупках кедровых орехов настоянные, то на мерзлой бруснике или кислице, прочих ягодах – пить можно, но дорого. Только большей частью Скрябов использовал самогон не для попойки народа, а для изготовления чистого спирта под свое великое детище: переделанный бензиновый двигатель, неровно фырчавший теперь на этаноле. И фырчавшего не ради забавы, а крутившего электрогенератор: во многих уголках пещеры желтел электрический свет. Огромный додельник этот Скрябов, хоть и деньги дерет за всякую мелочь, богатеет словно Крез, но и польза от него ощутимая в поселении и на сто километров вокруг. И железо по его инициативе плавить начали, ковать всем необходимый инструмент, и порох делать, и товаром торговать не натуральным обменом, а цивилизованно – за монеты.
Уже ступив на лестницу, Гусаров задержался, схватившись за перила и глянув на снежные горки над автопарком. Кроме машин в глубоком снегу покоился Снегиревский мотоцикл – девятьсот девяностый KTM Adventure с дельными наворотами. Совсем угробила его вечная зима или жив еще железный коняка? Бензину бы… А свой байк Олег потерял в Кривой теснине. Ездили тогда с Робертом на выручку к шахтинским – их осадила банда. Славно отстрелялись, помогли ребятам, только на обратном пути бак до последней капли высох высох. Тянул Гусаров свой безотказный Suzuki километров десять в разбушевавшемся ветре. Снег хлестал так, что казалось, забивается не только под одежду, но и под кожу. Тянул, тянул – бросил, иначе бы сам с ним лег, не добравшись до поселка. Потом ветры поднялись еще злее, и снегом завалило к чертовой матери все вокруг. В каком месте лежит байк, не отыскать.
– Жрать хочу, Олеж, – подал голос татарин, поднимаясь расшатавшимся ступенькам ко второму этапу. – Разоримся на чего попроще? Уха с приличным кусочком щуки у Мерзлого по шестьдесят копеек, а грибная похлебка по семьдесят. Мы с Кучей последний раз кушали. Перловка там, корешки распаренные, перышко пещерного лука – вкусно…
– Разоримся, – желудок тянуло слишком, и у Гусарова не имелось сил возражать. – Я вот думаю, если Бочкаревских здесь не окажется, что делать будем? Может к Скрябцу на поклон, попросим работу?
– Целковый в день платит, иногда полтора – я узнавал, – Асхату такой вариант рассматривать не слишком хотелось. Он кивком поздоровался с малознакомым мужичком, тащившем сверху тяжелую сумку.