Земля Богородицы

В ночь на 27 июня во сне девица внезапно увидела пред собою Матерь Божию с таким ликом и в таком виде, как она изображена на иконе. На Богоматери была риза прекрасного узора, на плечах омофор и на голове убрус.[180] Очнувшись, Давыдова тотчас захотела встать, чтобы начертить образец ризы, но опять забылась сном. Видение повторилось еще живее и яснее, так что она как бы наяву созерцала Богоматерь. Пробудившись, она со слезами благодарила Владычицу и начертила узор для ризы таким, каким видела его во сне.

Рисунок очень понравился императрице и был ею сразу утвержден. Вслед за тем в Знаменскую церковь стали во множестве стекаться пожертвования. Иногда среди приношений не находилось нужного, тогда Давыдова взывала к Богородице, и всегда являлись жертвователи именно с той вещью, которая была нужна.

У Софии Снессоревой так описывается ее работа:

«Риза эта представляет Богородицу облеченною в разноцветную мантию с широкими рукавами, поверх которой спускается широкий омофор, нисходящий от плеч и окаймляющий всю мантию. Чело Богородицы украшено убрусом, шитым из жемчуга, бриллиантов и самых драгоценных камней. Такая же мантия и омофор покрывают и Предвечного Младенца. Основою ризы служит золотая фольга, которая дополняет своим блеском общую красоту. При свете солнечном здесь ярко отражаются все цвета радуги; при вечернем освещении риза горит разноцветными огнями и кажется, как бы соткана из самых драгоценных украшений. Тут можно отыскать во множестве алмазы, бриллианты, бирюзу, топазы, аметисты, сапфиры, изумруды, аквамарины, опалы, гиацинты. В церковной описи 1860 года значится 32 группы самых замечательных драгоценностей. Жемчугу, бурмицких зерен, гранат и других драгоценностей стекалось так много, что невозможно исчислить их. Приношений стекалось в таком множестве, что все не вмещалось в ризе. И потому из них составилась еще большая драгоценная корона в венце Приснодевы, и самый венец украсился замечательными драгоценностями. Лики святых по краям иконы покрылись такими же драгоценными ризами; даже нижняя кайма осыпана большими и дорогими камнями, а среди них красуется сердцеобразный огнистый топаз, приношение В. А. Прянишниковой, на котором вырезана надпись: 1831 и 1848 годы, указывающая на двукратное избавление Царского Села от холеры…

Внизу святой иконы находится сердцевидная золотая дощечка, устроенная из разных мелких золотых вещей, как-то: цепочек, серег, колец, брошек, пожертвованных богомольцами. На этой дощечке вырезаны следующие слова: “За спасение от эпидемии прими, Милосердная Владычице, покровительнице града Царского Села, сии перла, яко слезы благодарности, орошающия Твою пречистую ризу, от усердных рабов Твоих и впредь помилуй нас”».[181]

В версте от села Павловского, Звенигородского уезда, Московской губернии, был источник под названием «Святой колодец». Один павловский крестьянин от невоздержанной жизни заболел. Тогда Богоматерь явилась во сне другому крестьянину, благочестивой жизни, и сказала: «Объяви больному, чтобы он молил о своем исцелении Богоматерь, сходил умыться на святой колодец и перестал жить невоздержно: иначе умрет без покаяния». Больной приполз к колодцу, умылся и выздоровел.

Однажды иеромонах Нил, подвизавшийся в Нило-Сорской пустыни, сильно заболел. Он совсем ослабел и лежал на своем ложе, не в силах даже головы поднять. Подошел Богородичный праздник; накануне его келейник пришел к старцу – тот лежал по-прежнему. Спустя час келейник пришел опять и, к удивлению своему, нашел старца уже в церкви, совершенно здорового. «Батюшка, давно ли вы встали?» – спросил он удивленно. «Да, Царица Небесная восставила меня от одра болезни, чтобы мог я праздновать Ее праздник и отслужить Ей, – отвечал старец. – Когда ты ушел от меня, я в большом изнеможении находился и очень скорбел, что праздник Владычицы останется у меня без служения. От изнеможения задремал, вижу – входит ко мне в келью молодого вида Монахиня в длинной мантии, подошла очень близко и говорит мне: “Нил, Я ведь Монахиня! – Потом спросила меня: – Ты болен?” – и, взяв кадило, трижды покадила меня. Я тотчас проснулся, думал Ей поклониться, смотрю – никого нет…»