Земля Богородицы

С кляпом во рту, с руками и ногами, связанными по всем требованиям профессионального мучительства. Убивали несколько человек, долго пытали, не оставив живого места на лице и на теле. На руках электрические ожоги, на переломанных пальцах – проволока, электроды.

Устав и вконец озверев, сокрушили кости шеи.

Человек в соседнем номере всю ночь слышал стоны, но, парализованный ужасом, никуда не обратился…»[238]

Кто и почему убил Хосе Муньоса-Кортеса, до сих пор так и остается загадкой. Ну не было на иконе драгоценностей, это же невооруженным глазом видно. Собственно, исчез только поминальник Хосе, куда он записывал имена тех, с кем свела его судьба. Исчезла также икона – но это и вообще несерьезно, если говорить о корыстных мотивах: неужели кто-то всерьез вознамерился, как не раз предлагали Хосе, торговать миром?

Нет, ничего на ум не приходит, кроме одного, того самого, что и в Древнем Риме: похули Христа, и останешься цел.

Косвенно о том, что все так и было, говорят следующие факты:

«12 ноября, почти через две недели после убийства, смогли состояться похороны в Джорданвилле, штат Нью-Йорк.

Когда вскрывали пластиковый мешок с телом, разлилось благоухание роз.

Владыка Лавр с благоговением срезал прядь волос.

Люди прикладывали к телу крестики, четки, иконы, обручальные кольца. Все были охвачены небывалой благодатью…

А вот от вида его изломанных, черных рук в гробу добрая знакомая Хосе лишилась чувств.

Руки Хосе выглядели так, будто он остановил ими огненный шар кометы, или же Земной шар, летящий в бездну.

А может, так оно и было на самом деле?

На сороковой день был мороз и ветер, ни одной свечи на панихиде зажечь не удалось. В снегу сами собой вспыхнули две большие свечи и горели на ветру восемь часов».[239]

Иверская Монреальская икона исчезла бесследно.

Интермедия

А. С. Пушкин

***

Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.

Он имел одно виденье,

Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.

Путешествуя в Женеву,

На дороге у креста
Видел он Марию-Деву,
Матерь Господа Христа.

С той поры, сгорев душою,

Он на женщин не смотрел
И до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.

С той поры стальной решетки

Он с лица не подымал
И себе на шею четки
Вместо шарфа привязал.

Несть мольбы Отцу, ни Сыну,

Ни Святому Духу ввек
Не случилось паладину,
Странный был он человек.

Проводил он целы ночи

Перед ликом Пресвятой,
Устремив к ней скорбны очи,
Тихо слезы лья рекой.

Полон верой и любовью,

Верен набожной мечте,
Ave, Mater Dei[240] кровью
Написал он на щите.

Между тем как паладины

Востречу трепетным врагам
По равнинам Палестины
Мчались, именуя дам, –

«Lumen coetum, sancta rosa!»[241]

– Восклицал всех громче он.
И гнала его угроза
Мусульман со всех сторон.

Возвратясь в свой замок дальный,

Жил он строго заключен,
Всё безмолвный, всё печальный,
Без причастья умер он;

Между тем как он кончался,

Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:

Он-де Богу не молился,

Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.

Но Пречистая сердечно

Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина Своего.

Глава 11. «Госпожа на облаке, усыпанном цветами» (Немного о почитании Богоматери в католическом мире)