Гонения быстро утихли, и почти двадцать лет все было спокойно. Затем император Домициан объявил всех, не принимающих участия в его культе, изменниками. Но по-настоящему правовую базу под гонения подвел следующий император – разумный и просвещенный Траян (который, кстати, к собственному обожествлению относился со скептической ухмылкой). Сделал он это в ходе обсуждения проблемы со своим другом Каем Плинием Секундом (известным как Плиний Младший), который был наместником в Вифинии, в Малой Азии.
Причины особого интереса наместника к этому вопросу были чрезвычайно серьезны. Число христиан в его провинции умножилось, результатом чего стало уменьшение числа язычников. Это сказалось на финансовых делах жреческих кругов и торговцев, которые и принесли жалобу наместнику. Тот принял меры: казнил наиболее видных христиан, не имевших римского гражданства, граждан Рима отправил в столицу, а затем занялся выяснением правовой стороны вопроса. Император своим письмом дал ему совершенно точные инструкции. Христиан следует преследовать за сам факт того, что они – христиане, но при этом в точности соблюдать все нормы права. Государственного обвинения в Римской империи не существовало, против каждого человека должен был выступить частный обвинитель. Кроме того, если донос оказывался клеветническим, то доносчик приговаривался к тому же наказанию, которое полагалось обвиняемому, так что доносительство было делом опасным. Когда против человека поступает обвинение в христианстве, то он может оправдаться, если публично заявит, что это не так, и докажет это, поклонившись римским богам. В противном случае он должен быть казнен. (Еще один просвещенный император-философ – Марк Аврелий внес свой вклад в гонения, приказав не просто убивать христиан, но пытать их до смерти. Интересное все-таки сословие – интеллигенция.)
Как видим, гонения были делом обоюдоострым, опасным и для доносчиков, и для жертв. Да и наместникам было невыгодно устраивать в своих провинциях массовые казни без крайней необходимости. Так что обвинением пользовались «с разбором». Жертвами чаще всего становились люди, во-первых, видные, во-вторых, те, чья приверженность христианству не вызывала сомнений. Гонения не были тотальными, однако с тех пор над каждым христианином, без различия пола и возраста, висел меч.
«Трудно недооценить весь ужас положения, – пишет профессор богословия Александр Дворкин. – Каждый член Церкви знал, что один донос на него значил смерть. Вступая в христианскую общину, человек как бы селился в камере смертников, где наказание в любой момент могло привестись в исполнение. Отныне, в течение двух столетий, жизнь Церкви измеряется кровью мучеников. В каждый данный период их было больше или меньше, но цепь эта не прерывалась никогда».[117]
Иудеи предпочитали смерть отступничеству, но христиане и тут сделали шаг в совершенно невозможную сторону. Еще со времен Нерона Церковь восприняла гонения как исполнение слов Спасителя:
«Наверное, самым вопиющим диссонансом в книге звучит ее концовка. Необходимый для мыльной оперы happy end, когда влюбленные воссоединяются… коренным образом противоречит всему пафосу раннего христианства, для которого был лишь один happy end – мученическая кончина. Сегодняшнему человеку воспринять это очень сложно, но ранняя Церковь жила одним порывом: быть свидетелем о Христе и не отступиться от Него даже пред лицом мучений и смерти. Христиане превыше всего стремились быть со Христом и перейти от жизни временной к жизни вечной…
Менее чем полувеком позже священномученик Игнатий Богоносец, в узах влекомый в Рим на арену, где он будет растерзан львами, писал: “Я пишу церквам и всем сказываю, что добровольно умираю за Бога… Оставьте меня быть пищей зверей и посредством их достигнуть Бога. Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Христовым… В полной жизни выражаю я свое горячее желание смерти… Если я пострадаю – буду отпущенником Иисуса и воскресну в Нем свободным. Теперь же в узах своих я учу не желать ничего мирского и суетного… Ни видимое, ни невидимое, ничто не удержит меня прийти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, рассечения, расторжения, раздробления костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки Диавола придут на меня, – только бы достигнуть мне Христа… Мои земные страсти распяты, и живая вода, струящаяся во мне, говорит: приди к Отцу. Я не хочу больше жить земной жизнью…”