Земля будет вам прахом

Идя по подъездной дорожке, я спрашивал себя, делал ли я это раньше. Нет, конечно. Ты здесь ездишь — отсюда и название «подъездная». Поэтому я не замечал, что дорожка неуклонно идет вверх на протяжении всех тех пяти минут, что я шел от ворот. Когда я сделал последний поворот, передо мной внезапно открылся слишком знакомый вид, словно сцена из сна, который я видел прошлой ночью.

Только теперь все было по-другому.

Вокруг дома выросла высокая трава, а березы по другую сторону словно стали ближе, среди них появились ольха и кизиловые деревья. Когда я шел вниз по склону к центру лужайки, мокрая трава хлестала меня по джинсам. Потом я повернул к дому.

Создавалось впечатление, будто он спит. Окна были закрыты ставнями, большие наклейки предупреждали о включенной сигнализации. Если отсутствующие хозяева, в отличие от Теда, продолжали платить за нее, то стоит открыть окно или дверь, как охранная компания в Кле-Элуме получит сигнал. Но у вандалов хватит времени, чтобы скрыться. У кого угодно хватит времени.

Я стоял, глядя на треугольный силуэт дома на фоне деревьев и вечернего неба, и в груди у меня неожиданно защемило, шея напряглась, отчего связки мучительно натянулись.

Я не хотел подходить ближе к дому, но все же сделал еще несколько шагов в направлении ступенек террасы. Мне вовсе не хотелось, вернувшись в Орегон после такой долгой дороги, жалеть о том, что я не прошел еще несколько ярдов. Это было глупо, ведь после того несчастья мы три месяца прожили в доме, однако, поднимаясь по ступенькам, я почти верил, что чувствую, как струи воздуха обдувают меня, когда я, на три года моложе, бегу искать потерявшегося мальчика. Но это был, конечно, простой ветерок — ничего больше. Я медленно прошел по террасе, на ходу поглядывая на законопаченные окна и двери. Кто-то хорошо поработал, консервируя дом, хотя в таком виде продать его становилось труднее. Панорама из окон и была изюминкой дома, а представить это не каждому хватит воображения, когда стоишь в гробу, пусть и довольно просторном. Я размышлял о финансовых возможностях семьи, которая готова купить такой дом, съехать и два года держать его выставленным на продажу. Еще меня интересовало, почему они не остались здесь. Когда-то я любил этот дом. В каждой его комнате было что-то особенное (в ее виде, форме или расположении), заставлявшее замедлить шаг.

Может, проблема хозяев состояла не в самом доме, а в местных жителях, которые явно начали смаковать скандальные подробности произошедшего: Скотт у них выступал в роли Джон Беннет Рэмси,[3] а мы с Кэрол воплощали избежавших наказания преступников, виновных в небрежении, если не в чем похуже. Почему им нравилось мусолить эту историю, для меня загадка, но именно об этом и вел речь водитель внедорожника. Да, кстати, на обратном пути не стоит совершать ностальгические экскурсии в Рослин или Шеффер, а то узнает кто-нибудь да скажет что-то такое, о чем потом будет жалеть.

Я обошел дом и обнаружил одно-единственное окно, на котором были видны следы попытки взлома. Кто-то отогнул доски с одного угла — и на этом остановился. По ту сторону находилась маленькая кладовка, и я мысленным взором увидел это помещение изнутри. Полки, уставленные всякими банками из местных магазинов. Запас батареек и питьевой воды — Кэрол была убеждена, что до крушения цивилизации остались считаные дни и лучше подготовиться к нему заранее. Запах сушащихся простыней.

Обойдя дом кругом, я замер на террасе в том месте перед парадной дверью, где прежде любил стоять в конце рабочего дня или с утренней чашечкой кофе. На том самом месте, кстати, я и спросил у Кэрол, куда делся Скотт.

Оказавшись здесь, я, наверное, должен был испытать прилив эмоций, но этого не произошло. Одна печаль. Газон внизу зарос и выглядел заброшенным. Садовая мебель отсутствовала, а я не мог вспомнить, то ли ее увезла жена, то ли мы оставили ее в наследство новым хозяевам. Скорее второе, подумал я. В любом случае мебели во дворе не было.

Я скользнул взглядом по лесу, вспомнив, что тем днем заметил: тропинки начали зарастать. Теперь они совсем заросли, всюду торчал папоротник. Ярдах в шестидесяти от дома стояли жалкие останки когда-то прочной хижины — напоминание о днях освоения Запада. Я понимал, что если дом надолго оставить без присмотра, то он исчезнет еще быстрее, чем эта хижина, и от этой мысли мне сделалось грустно.

Я сошел по ступенькам и отправился к последнему месту, которое должен был посетить. Вечерний свет отражался от озера, превращая его в мерцающую сине-белую полосу. Я сдерживал дрожь, спускаясь на пристань, потом прошел по ней до самого конца и остановился. Здесь почти все сохранилось в прежнем виде. Передо мной лежало озеро Г-образной формы, его правая оконечность терялась вдали. На этом краю озера не было других домов, кроме нашего. По берегам деревья подступали к самой воде, а дно на мелководье устилали опавшие листья: коричневые, темно-зеленые, золотые.