Он попытался узнать у капрала, где окончится его маршрут, куда его отправляют. Но капрал — трус или чинуша? — только развел руками: не имеет права сказать. Этьен усмехнулся: насколько в старину все было проще и удобнее, во всяком случае для конвоиров. Вспомнить хотя бы Палаццо дожей в Венеции. По крытому Мосту Вздохов переводили заключенных из дворца в тюрьму, на другую сторону узкого канала. Впрочем, с теми, кого ссылали в дальние края, хватало мороки и у средневековых стражников.
— Я пришлю служанку, закажите себе еду, — сказал капрал, когда доехали до полицейского участка.
Капралу карабинеров передан на хранение весь капитал Кертнера: какой–то анонимный благодетель из уголовников перевел недавно пятнадцать лир на тюремный счет 2722.
Капрал снял с Кертнера наручники и вышел.
«Сколько лир осталось у меня? — гадал Кертнер. — Хватит ли на обед?» Конверт с деньгами лежал у капрала в сумке.
Стол, табуретка, на стене портрет Муссолини, обязательные лозунги: «Верить, сражаться, победить!» и «Дуче всегда прав».
Вскоре служанка принесла чашечку кофе и какую–то аппетитную тюрю в глиняной миске. Не хочет ли синьор вымыть руки? Он с радостью согласился:
— От наручников руки чернеют еще больше.
— Лишь бы не испачкать руки в крови, — вздохнула служанка.
— Это не для моих рук. У меня другое… Мы вот с ним, — он показал на портрет, — не поладили. Понимаете, я не уверен, что он всегда прав.
— Муж такого же мнения.
Она сидела, положив подбородок на сложенные руки, и молча смотрела, с каким аппетитом арестант ест ее «минестрину» — домашний хлеб, нарезанный мелкими кусочками и залитый отваром из фасоли.
Кертнер распорядился, чтобы капрал уплатил служанке, но та обиделась — она поделилась своим обедом! Этьен выразительно на нее взглянул: «Я прекрасно знаю, что вы меня угостили. Но для вас безопаснее, если я за обед уплачу…»
Да, деньги лучше взять, ей не полагается бесплатно угощать политического преступника.
Когда Этьен уселся в бричку, он увидел в ногах у себя маленькую плетеную корзинку с яблоками и виноградом. Капрал сказал, что служанка принесла корзинку вместо сдачи.
Этьен сел в бричку, совсем забыв о существовании пыли. Забыл, что пыль бывает едкой и вызывает сильный кашель. Пыль поднял автомобиль, который мчался навстречу. Этьен давно не видел такой бешеной скорости, километров 75 — 80, никак не меньше…
Просто удивительно, как за трое суток угомонилось море — слегка рябит, взъерошено мелкими волнами, но все краски веселые.
Рыбачьи лодки, которые переждали шторм на сухопутье, вновь спущены на воду. Где еще так ярко раскрашивают лодки, как в Италии? Среди белых парусов несколько желтых, голубых и даже ярко–красный. На борту одной лодки красная стрела; очевидно, владелец хотел этим подчеркнуть стремительность своего суденышка.
Шторм внес поправку в расписание, сообщение с островами было прервано, а потому на пристани скопилось много пассажиров. Кертнер рад был увидеть своих старых попутчиков–арестантов.
Пришла очередь Этьена подняться по трапу. А что делать с корзинкой? Сам в наручниках, капрал нести корзинку отказался — не полагается; спасибо, старый рыбак, который ехал этим же пароходом, захватил корзинку и принес ее в трюм.
Пароход, куда погрузили заключенных, переполнен. Этьен прочел название парохода на спасательном круге — «Санта–Лючия».
Седовласый объяснил, что многие едут проведать ссыльных, провести с ними пасхальные дни. Гуманный и очень старинный обычай этот не решились отменить и при фашистском режиме: два раза в году родным разрешалось навещать ссыльных. Правительство даже выдавало неимущим деньги на дорогу, а местная администрация обязана всем приезжающим предоставить жилье. Вот почему на пароходе столько женщин с детьми.
От Формии до Вентотене ближе, чем от Неаполя, и билеты дешевле; наверное, этим также объяснялся наплыв пассажиров.
Не так легко спускаться в наручниках, когда покачивает.
У лесенки, ведущей в трюм, стоял лысый дядька с благообразным лицом и плутовскими глазами. Он вез большие корзины с фруктами и спрашивал всех, кто спускался по лесенке: «Куда вас везут?» Будто они знали что–нибудь и могли ответить!
Над головами арестантов, на палубе, звучали гитары, мандолины, голоса певцов, слышался топот танцующих.
Аппетитные запахи проникали и сюда, в трюм.
Рядом с Этьеном ехали старые знакомые — четыре молодых дезертира и седовласый коммунист. Оказывается, пожилой синьор уже пробыл несколько лет в ссылке на острове Вентотене и едет туда во второй раз. Он явно хотел подбодрить Этьена — режим на острове не слишком строгий, иным ссыльным прежде разрешали жить не в общих казармах, а снимать комнаты. Если жили с семьями, то стражники запирали на ночь и семью.
А к ссыльным повыше рангом приставляли специальных конвоиров.
Три раза в день труба сзывает на перекличку тех, кому разрешено ходить по острову.
Корзинку с яблоками и виноградом быстро опустошили.
Этьен щедро угощал попутчиков. А кто–то в свою очередь угостил его сыром мацарелла; этот знаменитый козий сыр делают в селении Мандрагоне, которое они сегодня проехали.