Ева, плача и дрожа, неуверенно шагнула ко мне. Я не шевелился, продолжая откашливаться. Я почувствовал у себя на голове её ладонь. Она подошла ещё ближе. И аккуратно приподняв мою голову, посмотрела мне в глаза.
— Прости меня, Роман…
И крепко обняла меня.
Я заплакал.
— Мама…
Сжимая руки за её спиной, я плакал и целовал её лицо.
Затем она чуть отступила, и взглянув мне в глаза, прошептала:
— Прости меня, сынок…
И в следующее мгновение что-то произошло.
Я почувствовал, что падаю.
Приземлившись на дно ямы, моё тело вмиг парализовало. Я даже не успел вскрикнуть от боли.
— Что… ты… дела…ешь?! — хотел сказать я, но голос срывался. — Зачем?.. Не ухо…ди! Только не ухо…ди, прошу! Не… делай этого сно…ва! Останься!..
Слёзы лились из моих глаз. Я не мог ничем пошевелить. И вскоре ощутил, как по лицу течёт что-то кроме воды. Что-то тёплое и густое. Кровь.
С землёй вокруг вдруг тоже стало что-то происходить. Из неё стали вываливаться какие-то чёрные существа. Черви? Нет, не черви… Руки. Бесчисленные человеческие чёрные руки вылезали из почвы и обвивали меня, словно черви, и до боли ледяной хваткой сжимали моё тело. Я стал извиваться, пытаясь сбросить их с себя. И, с превеликим трудом повернув голову на несколько сантиметров, осознал, что лежу в яме не один.
Виктория.
Её застывший бескровный труп лежал рядом со мной. Лицом к лицу. Широко раскрытые глаза были направлены прямо на меня.
— Мама… — задрожали мои губы. — Мама… Вернись… Я умоляю… Не оставляй меня одного, не оставляй… Умоляю, вернись!..
Но наверху уже никого не было…
И я окончательно понял, что это конец.
Вода всё пребывала, щедро наполняя яму. А я даже не мог пошевелить рукой. Лишь из последних сил пытался кричать. Но грохот падающей воды и раскаты грома глушили все мои звуки на корню.
Нет.
Так не может всё закончиться.
НЕТ!!!
— Мама!.. — прохрипел я, рыдая. — МАМА!
Обвивающие ледяные руки уже разрывали меня. Они пробились внутрь моего тела, перебирая пальцами и сдавливая там все органы. От боли я начинал терять сознание…
И вдруг перед глазами, где-то наверху, что замелькало. Бабочка. Моя бабочка… Она летала передо мной и, пожалуй, была единственной, что я ещё различал. Всё остальное смешалось в один Громыхающий Титанический Конец. И вот лишь эта крошечная бабочка, живая, трепыхающаяся крылышками, порхает надо мной. Словно последний оплот поддержки…
Прощай, бабочка.
Мы с тобой слишком черны для этого мира. Мы слишком другие. Наверное, сюда мы попали по какой-то ошибке. Но это не важно. Важно, что мы всегда можем с этим что-то сделать. А именно — уйти.
Прощай.
Прольём последние слёзы. Все. До конца. И будет после нас водная бездна. Эйрена. Мир, поглощённый стихией… И не останется ни малейшего осколка, лоскутка памяти, напоминавшего о нас с тобой. Мы с тобой конечны, как размеры этого островка. И однажды всё заканчивается. Всё. Вот и наша с тобой очередь подоспела.
Прощай, бабочка.
Мы с тобой слишком невозможны для этого мира. А может, это он сам невозможен для нас. Но сейчас нет смысла более об этом рассуждать.
Воды всё больше. Остров погибает. Мой личный Эдем… Он тонет. И забирает с собой всё, что было. Всё.
Пришло время отдать долги.
Я готов…
Готов.
Земля, прими мои слёзы. Впитай их в себя без остатка. Я дарю их тебе. Все. Все свои слёзы. Ведь я прощаю…
Я прощаю тебя…
Я прощаю тебя, Мама, знай это!
Я прощаю планету Земля, какой бы она ни была!
Я прощаю всю-всю Вселенную!
И самое главное…
Я ПРОЩАЮ САМОГО СЕБЯ!!!
…Внезапно земля подо мной задрожала. Я ощутил, будто что-то могучее и древнее поднимает меня. Ледяная вода рьяно топила яму, но я был уверен, это не она взметает меня.
Кажется, сама земля выталкивала меня вверх…
Я чувствовал невыносимую боль в спине. Чувствовал, как кровь заполняет всё лицо и затекает в рот. Как на глазах больно разбиваются огромные дождевые капли. И всё это — в сопровождении страшнейшего громыхания, доносившегося откуда-то из недр земли…
Это был мой конец.
Я закрыл глаза.
Наступила темнота.
Внезапно, в этой окружившей меня тьме, мне вспомнилась песня. Та самая, которую напевала Ева и которую я никак не мог вспомнить. А ведь я так часто пел её про себя в детстве, когда мне было страшно. Эх, мои некогда любимые четыре строчки…
И я принялся напевать эту песенку теперь. Тихо. Хрипя. Захлебываясь водой и собственной кровью. Не в силах перекричать весь этот шум, с которым умирало всё вокруг, я напевал эти чудесные четыре строчки, дарившие мне когда-то давно успокоение и надежду. То, в чём я нуждался больше всего. То, в чём однажды нуждается каждый. И эти строчки всегда волшебным образом исцеляли меня. Так пускай ими же теперь всё и закончится. Это будет моё последнее послание миру. Моё последнее издыхание. Мой самый последний зов…
Пусть всегда будет Солнце!
Пусть всегда будет Небо!
Пусть всегда будет Мама!
Пусть всегда буду Я!!!
Эпилог
— Эй, ты живой? — спросил мужской голос.
Я попытался приоткрыть глаза. Тёмное пасмурное небо. Дождь вроде перестал.