– Грядут перемены… – проговорила она. – Перемены, которые изменят нашу жизнь. И они повлекут трагедии… Но трагедии не общества в целом, а трагедии отдельно взятых людей. Это неизбежная цена прогресса. Но в целом общество выиграет и продолжит движение вперед. Мы будем совершенствовать и развивать наши знания, и эти знания позволят нам не узнать, что такое холод ночей, недоедание, болезни, непосильная каждодневная работа, смерть ребенка, умирающего от воспаления легких, или глаза старика с посиневшими от сердечного приступа губами… Мы будем решать это… Но неизбежно найдутся те, кто не сможет поспевать за новым временем, кто останется позади и будет требовать, чтобы его подождали… И эту боль, этот крик мы не сможем ничем исцелить…
Майла сделала паузу и обвела аудиторию внимательным взглядом. Большинство напряженно размышляли над услышанным. Но некоторые… Их глаза блестели всепожирающим огнем мести – всем и всякому, кто нарушил их уклад жизни и лишил привычных занятий, кто выбросил их из лодки повседневности и заставил учиться плыть собственными силами, умом и сообразительностью.
От каждого такого взгляда Майла вздрагивала и понимала, что голос разума тут бессилен. Те люди хотели исключительно мести, а вовсе не взаимного согласия. Очень осторожно Майла взглянула украдкой на мужа. Атис на нее не смотрел. Его потухший взгляд блуждал где-то в прожилках каменного пола. А учитель Порк… Он хмуро сдвинул густые белые брови и, казалось, напряженно размышляет. Складывалось впечатление, что он не доволен.
Майла растерянно посмотрела на остальных ученых школы. И тут же облегченно вздохнула. Во взгляде Рыжей Мэри-Энн, старого Овальда, Руппи и Тонии девушка встретила поддержку, одобрение и понимание. А Крик…
Его глаза на побледневшем лице были устремлены куда-то вдаль. Казалось, что молодой ученый сейчас не в зале Общего Дома, а очень далеко, за пределами… и этого дома и этих земель…
Майла глубоко вздохнула и с еще большим жаром продолжила:
– И потому не следует противопоставлять старое новому! У этой битвы не может быть ни победителей, ни побежденных! Итогом может стать только озлобленность и еще большая пропасть неприятия… Поэтому я предлагаю проигнорировать голосование! Обе стороны правы. Крик и школа – что хочет идти вперед, Атис и его соратники – что мы должны научиться идти в ногу, как бы сложно нам это не казалось…
Майла опять на секунду остановилась и спинным мозгом почувствовала, что отменять назначенное Борром голосование слишком опасно. Просто так отменить – значит, ослушаться общественного мнения и выказать неуважение к Борру. И тут она с усмешкой поняла, что слишком преуспела в тонкостях словесных поединков, преподаваемых ей её учителем Порком.
– Я предлагаю, – важно воскликнула девушка, – проголосовать за мир в нашем доме! За согласие, взаимопонимание и взаимовыручку! Кто за?!
Майла торжественно подняла руку и с замиранием сердца уставилась на зал.
Воодушевленные благородным девизом люди начали потихоньку поднимать руки. К своему удивлению Майла заметила, что и Борр тоже поднял руку! Глава дома, её любимый дядя, с блаженной улыбкой стоял и высоко держал ладонь над головой!
Когда голосование с подавляющим большинством в пользу предложения Майлы было завершено. Борр встал и, улыбаясь, важно заметил:
– Ты оказалась правее всех, моя девочка! Не следует разделять нас на вражеские лагеря. Все мы – один Дом! И нам следует подумать, как каждому его члену найти достойное занятие. Атис… – Борр повернулся к притихшему молодому мужчине и его угомонившимся соратникам. – … Первым делом предлагаю всю работу между мужчинами разделить поровну. Пусть теперь каждому из нас и останется работать всего лишь по два часа, что ж… Зато мы все окажемся в равных условиях и сможем применять себя в других областях согласно нашим пожеланиям… Остальное время вы вольны использовать так, как вам интересно!
Последние слова главы дома потонули в оглушительных аплодисментах. Многие повскакивали с мест и, со слезами на глазах, восторженно кричали слова одобрения.
После всепоглощающей волны восторга члены Общего Дома начали потихонечку расходиться.
Майла прошла в кухню и обессилено опустилась на стул. Руки и ноги мелко дрожали, в голове слышался неприятный, нудный звон.
За стол, рядом, присел Борр.
– Ты молодец! – сказал он важно. – Я был не прав, что поддержал тот спор. Очень не прав… Только после твоих слов понял, что выиграй его любая из сторон, лучше бы не стало. Это только посеяло бы вражду… Хорошо, что ты нашла общее для двух лагерей…
Майла устало кивнула.
– Дядя Борр, – прошептала она пересохшими губами. – У меня все дрожит… Как будто я лист на ветру…
Борр крепко обнял племянницу за плечи.
– Это все волнение… Волнение, моя девочка, – заметил он с пониманием.
Майла, не в силах сдержаться, всхлипнула.
– Я боюсь идти в свою комнату… к Атису… – пробормотала она потерянно. – Он меня не простит… Я…
Борр несколько неуклюже попытался её утешить и осторожно погладил по голове. Потом, смутившись окончательно, отсел подальше и, налив бокал чайного настоя, неуверенно ответил: