Земля Горящих Трав

— Лучше, если вы немного посидите, — сказала Ри. — И вам нужно выпить. Проходите вон туда, — она указала на дверь. — Как вас зовут?

Он представился:

— Элено Харт, "Новое слово".

Кожаный белый диван полумесяцем огибал низкий стеклянный столик, напротив — большой аквариум с прозрачной водой, в которой неторопливо плавала стайка рыб. Ри провела рукой по стене, и зажглись встроенные в потолок и пол небольшие лампы. Ри указала на диван:

— Садитесь.

Нажав на кнопку селектора, она велела принести вина и бисквитов. Ри устроилась на диване напротив Элено Харта, облокотившись на столик. Ее тонкую руку с платиновым браслетом на запястье плотно облегал рукав черного свитера.

— Господин Харт, неужели вам в самом деле больше нечем жить? Зачем вы вторгаетесь в чужой дом, подсматриваете?

— Видите ли, госпожа Севан. Журналиста из "Нового слова" вы к себе не позовете. Это несчастная желтая газетка. Но ведь и мы пишем про светскую жизнь. Поверьте, я совсем не опасен. Мне нужны были только те же самые сведения, что вы сообщили на пресс-конференции "Деловому лизоблюду", "Вечернему вралю" или «Дурачине».

— Что, вы их так называете?! — рассмеялась Ри, поняв, что это прозвища респектабельных газет.

— Мой старинный враг из «Лизоблюда» узнал меня на фуршете, — продолжал Элено. — Я видел его и рад был бы вовремя унести ноги. Но мне пришлось идти вместе со всеми, а там мой милейший неприятель сразу поднял скандал.

— За что он вам мстит? — поинтересовалась Ри.

Элено дернул плечом, как бы стряхивая с себя что-то:

— Это все мелкие дрязги, госпожа Севан. Иногда даже не поймешь, за что…

Вошла горничная с подносом. Элено не привык не обращать внимания на прислугу и смущенно умолк.

— Скажите, господин Харт, — осторожно спросила Ри, когда горничная ушла. — Только не обижайтесь. Мне кажется, вы предприимчивый человек, и у вас, наверное, большой опыт в журналистике. Неужели вы не пытались перейти в более престижную газету, вроде того же "Вечернего враля"?

Элено усмехнулся на свой лад, одним углом рта, и усмешка получилась кривой.

— Боюсь, я слишком откровенен, госпожа Севан?

— И я тоже, господин Харт, — заметила Ри. — Кто знает, не вздумается ли вам написать в вашей газете, что говорила вам Ресс Севан "в частной беседе" — ведь это так у вас называется?

— Нет, нет… — с внезапным волнением затряс головой Элено. — Нет. Я сказал, что я вам совсем не опасен. А рассчитывать на карьеру я не могу. Чтобы попасть в респектабельное издание, надо пройти проверку на лояльность.

— Разве это не добровольное дело?

— Само собой, добровольное. Многие проходят проверку на лояльность или даже психокоррекцию, чтобы потом получить работу получше. Раз я не собираюсь совершать преступлений и бунтовать, что я теряю, если меня лишат способности это делать? И когда у работодателя есть выбор между законопослушным и лояльным соискателем и парнем, у которого нет справки о коррекции личности… — Элено только махнул рукой.

Видя, что он не прикасается к угощению, Ри сама подвинула ему бокал с вином и подняла свой.

— За знакомство.

Элено сделал пару небольших глотков и отставил бокал, взял бисквит, но медлил закусывать.

— Следовательно, если вы избегаете коррекции, значит, хотите оставить за собой способность нарушать законы и бунтовать, — сделала вывод Ри. — И в итоге для вас закрыта любая серьезная карьера.

Элено молча кивнул.

— Вы очень мужественный человек, — искренне произнесла Ри.

— Что вы, — так же искренне ответил Элено. — Как раз наоборот: я боюсь психокоррекции, боюсь больше, чем смерти.

Невольным жестом он заслонил ладонью глаза. Ри чувствовала, что от вина они оба стали раскованней.

— Вы очень странно рассуждаете. Ведь вы — ивельт, — сказал Элено. — Никто не заставляет людей проходить коррекцию личности. Как никто не заставляет хорошо учиться, беречь здоровье, мыться каждый день, делать карьеру. Не хочешь — не надо: есть работа и для так называемых «быдляков», и даже пособия для безработных.

— Я понимаю вашу иронию, — серьезно произнесла Ри. — Я должна была бы сказать, что вы сами виноваты, потому что хотите сохранить в себе девиантные наклонности, — она помолчала. — Но у вас есть хотя бы такой выбор, и я могу только позавидовать вам. Мы, ивельты, — видимая часть паразита, слепого чудовища, которое растет внутри Земли. У нас принято рассуждать, что в любом случае существует энтропия, Земля истощается так или иначе, даже люди-варвары добывали руды и рубили деревья. Но для меня есть разница, когда ребенок пьет материнское молоко — и когда он пожирает собственную мать. Я родилась на Земле. И я принадлежу к социально-расовой элите, которая составляет чуть более одного процента всего населения, но которая расходует на свое существование в десять раз больше ресурсов, чем остальные.