И когда первый из поднимающейся связки перевалился через край площадки, то от удивления чуть не сверзился назад.
Греясь под лучами яркого солнца на вершине горы, подстелив вниз спальные мешки, развалились несколько парней. В плавках (солнце же!) и триконях (снег под ногами). На примусе пофыркивал чайник, а в руках у лежащих исходили паром кружки с горячим чаем.
– Привет, мужики! – помахал кто-то из них рукой. – Присоединяйтесь – у нас как раз чаек подошел…
Представляю себе, что тогда творилось у ребят в головах! Они по этой стенке третьи сутки ползли…
Вот так вот – ломишься куда-то, силы тратишь. Думаешь, мол, вот доберусь до вершины, которую никто до меня не покорял, встану там во весь рост и окину окружающий простор гордым взглядом! Вот он я – смотрите!
А там – на вершине, которую ты полагал трудной и неприступной, – пикник, народ чаи гоняет. Да на солнышке загорает…
Облом – крушение всех жизненных идеалов! Так и хочется кому-то рыло начистить.
Вот и у олигарха сейчас состояние похожее…
Пока он переваривает произошедшее, я еще и еще раз прогоняю в памяти то, что видел совсем недавно.
Грязные, покрытые какими-то разводами железнодорожные вагоны. Непривычно большое количество колесных пар. Тепловоз с выбитыми стеклами. Вся эта картина навевала бы грусть и уныние, если бы не осознание того, что под ржавой обшивкой вагонов спят и ждут своего часа смертоносные цилиндры ракет.
– Он вообще-то работает? – спрашиваю я у Никитина.
Вместо ответа он проходит чуть в сторону и вперед. Призывно машет мне рукой. Присаживаюсь на корточки и вижу на бетоне круглые отпечатки от чего-то очень тяжелого.
– Здесь опирались пятки домкратов. Это когда ракета встает в боевое положение, вагон дополнительно стабилизируется. Мы проверяли это три месяца назад. Раньше у нас умели делать прочные вещи…
От мрачных вагонов веет какой-то жутью. Наверное, весь поезд, в течение столь долго времени хранивший в своем нутре смертоносную начинку, понемногу пропитался ее эманациями. Так, что даже находиться рядом с ним – уже не по себе. А когда он стоит в окружении таких же ржавых, фонящих вагонов – эти ощущения только усиливаются. Несмотря на то, что мы сейчас находимся в костюмах радиационной защиты, мне почему-то кажется, что излучение от соседних поездов понемногу пробирается сквозь них.
– А то, что он стоит по соседству с этими поездами? Это никак не повредит технике?
– Мы консультировались со специалистами. Здесь у нас присутствует целый штат – кто-то же должен обслуживать поезд, следить за состоянием вооружения и всего прочего… Они сказали, что большой опасности для систем управления нет. В конце концов, БЖРК проектировали с учетом того, что он будет проходить и по зараженной местности. Спецы говорят, он простоит тут спокойно еще лет пять. А за это время… – разводит руками комбат, – либо шах подохнет, либо ишак.
Мы уходим. Идем к выходу из железнодорожного могильника. Уже отойдя метров двести, оборачиваюсь.
БЖРК, внешне не выделяющийся из ряда своих собратьев – таких же поездов, тем не менее, смотрится на их фоне какой-то мрачной черной глыбой. Понимаю, что это субъективное ощущение, и на самом деле все поезда похожи друг на друга, но какое-то чувство в душе все равно остается.
Мне кажется, что он смотрит на меня.
Смотрит выбитыми стеклами тепловоза и закрашенными окошками вагонов.
И этот взгляд я чувствую на себе до сих пор…
– А не выпить ли нам чего-нибудь? – нарушает тишину олигарх.
Мы с комбатом переглядываемся.
– Вообще-то повод есть, – осторожно отвечает Никитин.
– Ну, а раз есть повод, – разводит руками Гальшин, – то чего ж мы ждем? Сейчас Марью Степановну попрошу, она нам закуску какую-нибудь сообразит.
– Вообще-то кто-то баню обещал… – задумчиво смотрю я в потолок. – На мой взгляд, это сейчас очень было бы кстати.
– Совместим, всего-то и делов, – пожимает плечами хозяин дома. – Так даже лучше будет.
Все, олигарх оклемался. Компьютер у него в голове произвел все нужные вычисления, сложил два и два и выдал результат, которым Гальшин остался удовлетворен. Он снова в строю, готов работать, и плохое настроение его покинуло.
– Каким образом, Михаил Петрович, я мог бы переговорить с вашим руководством? Я имею в виду личную беседу, а не общение по интернету.
Беру со стола салфетку и записываю на ней номер телефона.
– Вы с ним сегодня уже разговаривали, так что голос узнаете. Вот и договаривайтесь о личной встрече. Думаю, вам будет что друг другу рассказать.