Земля и люди. Очерки.

Вышло так, что я попал туда в субботу вечером, а воскресным утром весь управляющий персонал, включая директора, парторга и главных специалистов, выехал на массовку.

Разумеется, я присоединился к обществу. Весь день купались, загорали, удили рыбу, варили уху.

Между тем в понедельник совхоз должен был приступить к уборке хлебов. По правде сказать, непривычно было мне видеть руководителей хозяйства коллективно отдыхающими на берегу речки в самый канун уборочной страды.

Когда я сказал об этом Владимиру, он рассмеялся.

— Все будет в порядке. Техника готова, кадры механизаторов подобраны. Пусть люди отдохнут перед работой.

Утром в понедельник комбайны приступили к косовице.

Мне не терпелось посмотреть на «божьи» поля. Как-то они нынче?

— А никак, — сказал Владимир Иванович. — Одни сорняки на них. На сено списаны.

Вот те на! Я не верил своим ушам. Погодные условия как будто неплохие — не то что в предыдущем, на редкость урожайном году, но и далеко не то что в позапрошлом, неурожайном. Средние условия, при которых получают зерна столько, сколько предусмотрено планом, и еще, может быть, «полстолька и четверть столька». Во всяком случае, от «божьих»-то полей можно было ожидать если не по двести, то хоть по сотне пудов с гектара.

Владимир Иванович согласно кивнул:

— Можно было.

С грустью мы оглядели массивы, на которых вырос овсюг.

— Почему? — допытывался я. — Вы же опытный агроном, Володя…

— Но я не главный агроном и не управляющий отделением, а секретарь партийной организации, — уклончиво ответил Дроздов. — Не могу я усмотреть за каждым полем, их у нас знаете сколько… Да и главному агроному не углядеть за всем. В том, что случилось с «божьими» полями, вина управляющего отделением и участкового агронома. С них и спросим. Между прочим, уже на трех отделениях из пяти у нас опытные, знающие дело управляющие. Вот как раз к одному из них мы сейчас и поедем.

По взгляду Владимира я понял, к кому именно — конечно же, к Виктору Никифоровичу Гончаренко.

Да, такого хлеба, как у Гончаренко, я нигде в совхозе больше не видел. И хотя не все поля одинаково радовали глаз, — где очень хорошая, прямо богатырская пшеница, а где и похуже, низкорослая, — но ни об одном поле нельзя было сказать, что засеяно оно «неправильно». Просто где-то почвы получше, а где-то похуже.

Когда зашла речь о «божьих» полях, списанных нынче на сено, Виктор Никифорович высказал такое суждение:

— Я бы не стал на сено косить.

— А что же? — спросил у него Владимир Иванович.

— Подобрал бы валки. Ведь в них пять-шесть центнеров доброго зерна. Да еще солома останется, хорошая, витаминная солома. Владимир Иванович, ну зачем же зерну пропадать? Нехай его списано, а оно все же зерно…

Потом я слышал разговор парторга с управляющим первым отделением, в чьем ведении находились «божьи» поля:

— Подумай, Александр Трифонович, может, стоит подобрать валки. Хоть и списанное, а все же зерно — жалко.

Нет, он все же остается по-прежнему агрономом, мой Владимир Иванович, хотя и старается не вмешиваться в чужие функции.

Новый главный агроном круто, с разбегу принял дела, уже чувствует себя уверенно, с людьми разговаривает твердым голосом. Дело как будто знает, энергичен. Наметил севообороты. И вот тут допустил промашку: одно из лучших полей во втором отделении — прекрасно вспаханное, чистое от сорняков — предложил засеять рожью, которая обычно дает здесь небольшие урожаи. Гончаренко ему стал доказывать, что так не пойдет, что тут надо сеять пшеницу, чтобы взять от земли как можно больше. Новый главный агроном ответил:

— Как запланировано, так и будет.

Владимир Иванович, разыскав главного, предельно деликатно поинтересовался, по каким соображениям такое хорошее поле отводится под рожь. Тот ничего вразумительного ответить не смог.

— Вы когда-нибудь имели дело с рожью? — спросил Владимир Иванович.

— Нет еще…

— А Гончаренко сеет ее каждый год. Я бы вам посоветовал для начала заложить опыты на небольшом участке. Экспериментировать на производственных площадях очень рискованно…

Ничего больше не сказал ему Владимир Иванович — пускай сам улаживает свой конфликт с Гончаренко.

Казалось бы, пустяк: немного занесло человека в сторону. С кем не бывает? Но не окажись рядом Дроздова, пойди новый главный агроном дальше тою же неверной дорогой — и уже вскоре может повториться известная история: не на кого будет ему опереться в работе, во все придется вмешиваться самому. И не будет хватать такому главному агроному времени даже на то, чтобы нормально, как все люди, позавтракать…

— Ну, до этого, надо думать, не дойдет, — улыбнулся Владимир Иванович.

О том, что было каких-нибудь три года назад, он говорил теперь как о далеком, невозвратно ушедшем прошлом.

Юрий Бондаренко

БОГАТЫЙ ОВИН

Вот уж чего не любит Нифантий Афанасьевич Баталов, так это когда к нему подъезжают издалека. Сам он привык говорить напрямую: хоть просить, хоть отказывать. Без лишних слов и экивоков.