Читаем Земля и люди. Очерки. полностью

Красуский снова и снова приходил к выводу: академик Шатилов прав — надо брать комплекс факторов и программировать урожаи, работу на каждом поле, учитывая все сведения о земле, погоде. Значит, надо заводить агрохимическую лабораторию, метеостанцию, доставать приборы, подбирать людей, потому что одному агроному со всем этим не справиться. Все факторы сразу, конечно, не учесть, но самые главные — необходимо. И из этих главных найти один — наиглавнейший. Его, как драгоценный камень, оправить — и тогда засверкает перстень.

Красуский пошел к Зуеву.

— Вот, — протянул он листки с расчетами по программированию, — мне нужна весьма приличная сумма денег. В Ольховском отделении можно начинать более серьезные опыты, я уже подобрал там поле — рядом с шоссейной дорогой. Будем строить агрохимлабораторию, метеостанцию. Надо.

— Надо так надо, — ответил Петр Григорьевич, он уже заставил себя верить своему агроному, как себе самому.

Академик Шатилов выделил десять принципов программирования урожаев. Красуский решил взять для себя пока только четыре: запас влаги в метровом слое почвы, засоренность полей, содержание питательных веществ, физическое состояние почвы.

Теперь нужно было сгруппировать все вокруг одного фактора. Вокруг какого? Солнечная радиация в принципе позволяет и при тех сортах зерновых, которые имеются, получать на нашей родной уральской земле до ста центнеров зерна с каждого гектара. А что не позволяет? Вода, влага — вот что лимитирует. А для совхоза, который лежит на взгорках и буграх, она как раз наиглавнейший фактор. Растениям тут недостает влаги.

Все до обидного просто! Выходит, еще не побывав на поле, еще сидя в кабинете, агроном теряет не центнеры, а десятки центнеров урожая.

Вот два поля. На одном продуктивной влаги (обычно она считается в метровом слое почвы) достаточно лишь для получения двадцати центнеров пшеницы, больше ничего, хоть разбейся: влага — сдерживающий фактор. Рядом еще одно поле, оно в низинке, и воды здесь имеется на шестьдесят центнеров, положим, ячменя. Как у нас ведется? Мечтаем, допустим, получить тридцатицентнеровый урожай и строим всю агротехнику, вносим удобрения именно из расчета на тридцать центнеров. И, естественно, первое поле даст двадцать центнеров — больше не позволит влага, остальные удобрения пропадут, будут вымыты, уйдут в реки, погубят часть рыбы. Второе — тридцать. А как же: удобрения-то внесены, чтобы получить именно тридцать центнеров, и выше урожая тут уж не возьмешь.

А если внести минеральные удобрения, исходя из самого простенького расчета: на первое поле дать их под двадцать центнеров, а на второе — под шестьдесят? Средний урожай будет — сорок. В первом же случае мы получим только двадцать пять: двадцать плюс тридцать, деленное на два. Пятнадцать центнеров зерна с каждого гектара потеряно, можно сказать, по глупости, вернее, по незнанию. Действительно, все до обидного просто…

Весной, когда такие данные появились у Красуского хоть и не по всем полям, он внес удобрения по «персональным» нормам. Петр Григорьевич Зуев поинтересовался, что, мол, будет теперь со скоростным севом.

Юрий долго не размышлял:

— Скоростной сев — теперь наш конек. Без него никак нельзя. Нам надо сеять быстро, но не на полях, а на поле. Оценивать ситуацию на каждом поле, а не на всех сразу. Пришла пора для этого массива — пускай технику, не тяни ни секунды. Разве это не скоростной сев? Да он — основа программирования, — Юрий улыбался: вот оно и вышло по-агрономовски — агротехника первична, она стала диктовать условия работы для всей техники.

Сев в том году длился двадцать суток. Средняя урожайность зерновых по всему хозяйству составила 39,8 центнера с каждого гектара.

И это был только первый шаг.



Молодые, да и не только молодые, агрономы потянулись в совхоз «Бородулинский». Юрий Георгиевич каждого встречал как дорогого гостя.

Сама суть его системы была в принципе настолько проста, что спервоначалу казалось: да что тут особенного-то? Но вокруг сути набиралось множество побочного, на первый взгляд и не главного, а на самом деле столь же необходимого: обработка почвы применительно к каждому полю, ликвидация сорняков, внесение питания для растений, подкормки и так далее и тому подобное. Специалисты-агрономы чувствовали, что все это сложно и с бухты-барахты тут ничего не сотворишь.

Пошли разговоры и толки. Даже ученые предлагали потерпеть с программированием. Дескать, земля в области находится не в таком состоянии, чтобы на ней использовать приемы, которые внедрены у Красуского, надо-де сначала землю вылечить.

— Ждать нельзя, — отвечал на это Юрий Георгиевич. — Нужно учитывать то, что есть, что сподручно учесть уже сейчас. Так ведь можно всю жизнь прождать, а жизнь и у агронома одна…

И снова шли и шли люди на его опытное поле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее