Земля имеет форму репы (сборник)

Вечером того дня многие ребятишки пришли домой с зелеными пятнами на рубашках и платьицах. Они объясняли родителям, что их лизнул веселый зверь Индрик, который вдруг появился за всеми углами сразу. «Кемцы-емцы!» клялись ребятишки. «Цынцы-брынцы!» — отвечали родители.

Про зверя Индрика и попугаева Вовку

После специального милицейского порицательного взгляда, который применил к нему милиционер товарищ Марусин, Попугаев Вовка дома сидел. Обдумывал ошибки своей прошлой жизни.

Слышал Вовка веселые возгласы за окном и смех за всеми углами сразу. Но крепился.

За такую выдержку в поведении подарили Попугаеву Вовке ружье. Игрушечное. Оно очень громко бабахало.

Кто усидит дома с ружьем? Я думаю, вряд ли найдется такой крепыш. А ты как считаешь?

Нету вас

Попугаев Вовка взял ружье на плечо. Пошел на охоту.

На улице дворник тетя Анфиса бабахать и охотиться не разрешила. Сказала:

— Страх какой. С таким ружьем только в лес ходить.

Пошел Вовка в лес.

По тропинке шагает. Ружье на всякую птичку нацеливает и бабахает.

— Есть! — кричит. — Наповал!

Птички-синички, щеглы и дрозды смотрят на Попугаева Вовку с недоумением. Уж больно щурится по-настоящему. Больно рожи свирепые строит.

Приблизился Попугаев Вовка к густой орешине. Орехи еще не созрели, но вроде кто-то их с другой стороны обирает. Трясется куст.

Подумалось Попугаеву Вовке, что за кустом олень белоногий.

Попугаев Вовка навел ружье. Прищурился. «Ну, — думает, — прямо в сердце». И бабахнул.

Из куста человечек вышел. Небольшой — меньше Вовки. Волосы красные. Сам не молодой — не старый. Вокруг него какое-то кружение и сверкание. Как осиный рой. Но не жужжит угрожающе, а то ли перекликается, то ли песню налаживает.

Вовка бабахнул еще раз, от страха.

— Так и бывает, — сказал человечек. — Ружье — вещь поспешная, может выстрелить, прежде чем разглядишь в кого.

— Извините, — сказал Попугаев Вовка. — Мне, наверное, голову напекло. Потому что вас нет, а я вас, представьте себе, вижу перед собой.

— Я как раз именно так и делаю: стою перед тобой — и все тут, отвечает человечек. — Я стою, как ты видишь, а они шныряют и шмыгают. Они шныри. Познакомься.

Разноцветное сверкание остановилось. Оказалось — тоже маленькие человечки, все разной окраски.

— Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня. И Саламандрик, представил их человечек. — А я мормыш. Меня Свиря зовут.

— Нету вас! — закричал Попугаев Вовка.

Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня подошли к Вовке. Каждый по очереди его легонько за волосы подергал. А самый маленький шнырь Саламандрик ущипнул Вовку за нос.

— Все равно нету, — сказал Попугаев Вовка. — Вы мне от жары привиделись.

Ты, я думаю, с Попугаевым Вовкой заодно. Что еще за шныри, скажешь. Ни шнырей, ни мормышей нету.

Может, когда-нибудь ты побываешь в лесу или в поле под Новгородом и вдруг почувствуешь, даже вздрогнешь от этого чувства, будто мимо тебя пролетела красная ласточка. Ветер ее крыла коснулся твоих ресниц, ты невольно сощурился — это шнырь прошмыгнул.

Телевидение его не возьмет. Глаз не тот. Стеклянный.

И мормыша телевидение не заметит. Мормыш с чем хочешь сольется. У зеленого встанет — зеленым станет. У желтого — желтым, неразличимым.

Только глаз живой и творящий может их разглядеть.

Мормыш Свиря взял Вовку под руку, вежливо отвел его в тень под дубок.

— Садись, Вова.

Шныри принесли воды из ручья в горсточках. Полили Вовкину голову.

— Не печет?

— Не печет, — сказал Вовка. Хотел добавить: «И все равно нету вас и быть не может».

Шныри ухмылялись разноцветными рожицами. Вовка вздохнул и не сказал этого.

На ветку над Вовкиной головой птица села маленькая — соловей.

— Чего же ты не стреляешь? — спросил мормыш Свиря. — Бабахни — и не будет в лесу соловья.

Тут Попугаев Вовка сразу все понял.

— Ага, — сказал он. — Знаю, к чему вы клоните. Только факт: ружье мое это — игрушечное. Оно понарошку.

— А целишься ты понарошку?

— Ты когда целишься, что думаешь?

Вовка почесал затылок, решил слукавить.

— Я, когда целюсь, так думаю: «Птичка, птичка, покружись над моей головой».

— Ну и враль! — засмеялись шныри. Смех был переливчатый, как вода по камушкам.

— Ловок, — сказал мормыш Свиря. — Целишься ты и думаешь — наповал. В самое сердце живое. Или тебе, Попугаев Вовка, есть нечего? Или тебе пух, перо нужны для подушки?

— Я больше не буду, — сказал Вовка. — Я только в хищников буду палить.

Хотел Попугаев Вовка заглянуть мормышу Свире в глаза, мол, поверил или еще сомневается, повернулся к нему, а его нет. И шнырей нет. Только соловей на ветке сидит. Горлышко у него то раздувается, то опадает от смеха.

— Причудилось, — сказал Попугаев Вовка. — От жары и лесного духа. Бабушка говорит, что лесной дух смутный. Мороку на глаза наводит, мысли в голове путает.

Взял Вовка ружье на плечо и обратно пошел.

Шла собака через мост

Озоровал зверь Иидрик, озоровал — за всеми углами сразу. Устал.

И захотелось ему в лес пойти.

Выбежал из города — где лес?

Раньше лесу много было. Вековые сосны стояли вплотную к городу. Могучие дубы осеняли большие пространства. Березы-шептуньи шептали: «Ладушки, ладушки…»