- На закате этого недоноска оскопить и повестить на крепостной стене. - Король перевел мутный взгляд на тонкий стан девушки. - Сунильду же, после того как она сполна насытится любовью, протащить по камням на рыночную площадь и в присутствии всего города привязать к хвостам четырех диких кобылиц. - Германарих устало встал с трона и, шатаясь, поплелся к потайной двери, ведущей в его личный кабинет.
- Как ты посмел меня перебить, Мардигорд? - Великий гот хмуро смотрел на коленопреклоненного министра.
- Прости, повелитель.
- Теперь говори. Мы одни. Я спокоен и готов тебя выслушать.
- Твоя воля исполнена, и не мне указывать великому правителю на допущенные ошибки, тем более что исправлять их уже поздно. - Несмотря на позу, выражавшую крайнюю степень покорности, в голосе придворного вельможи явно ощущалась обида от нанесенного оскорбления.
- Поясни. И можешь встать.
- Бус Белояр и князья Руксолани никогда не простят тебе нанесенного им оскорбления.
- Лебедь моя жена. Я вправе поступать с нею так, как мне угодно. И она сполна заслужила свою участь.
- Ты вправе был ее наказать или убить. Но, Великий, ты нанес публичное оскорбление княжне древнейшено арийского рода, стерпеть подобное унижение наши старые союзники не смогут.
- Руксолань слаба. Пришло время разрушить их святой град Кияр. Как союзники они меня больше не интересуют.
- Поход на антов[155]
значительно ослабит нашу армию. Они прекрасные воины, и мы не просто лишимся верных многолетних союзников, но и понесем серьезный урон в этой войне. Ослабленное государство может стать легкой добычей для внешнего врага.- Кто может угрожать Готланду? Зажравшийся и погрязший в разврате Рим? Империя, которая возводит на престол 14-летнего мальчишку-извращенца, искренне считающего себя мужской проституткой? Каждый народ достоин своего правителя, и Элагабал[156]
- яркое тому подтверждение. Священная империя обречена, несмотря на мудрое прошлое правление Константина,[157] и мой карающий меч готов вскоре обрушится на жирные и масляные рожи самодовольных патрициев[158] и сенаторов.- За уральскими хребтами собираются в орды племена хионитов.[159]
Лазутчики доносят об очень крупных скоплениях гуннов.- Кочевники, дикари? Не смеши меня, Мардигорд. Что могут эти плосколицые обезьяны противопоставить могучему войску Германариха? - Король встал из-за рабочего стола. - Готовь войско к войне с антами, мы нападем сами. Я же хочу насладиться редким и сладостным зрелищем.
Доску из-под ступней сына Германарих выбил собственной ногой и равнодушно наблюдал за краткосрочной агонией корчившегося в судорогах тела со сломанными шейными позвонками. Моча, смешанная с кровью, капала на мостовую из кровавой раны, оставшейся на месте оторванных гениталий. А по грязной каменной площади, лежащей у ног грозного правителя, уже тащили обезумевшую от боли и унижения, растерзанную сотнями стражников, но еще живую Сунильду. В помутневших голубых глазах отражались бегущие облака, уже окрашенные в багровые тона заходящим солнцем. Жуткий последний крик боли разрываемой на части арийской княжны был поглощен ревом обезумевшей от вида крови и дымящихся внутренностей толпы. Народ славил своего вождя, своего предводителя, своего кумира и идола - великого Германариха.
В далекие студенческие годы Стасу довелось с группой студентов-скалолазов побывать на лыжных курортах Домбая.[160]
С тех самых юношеских лет у него возникла любовь к Кавказу, к гордой красоте покрытых снегом вершин, к невероятному контрасту окружающей природы. Субтропики в горных долинах сменялись густыми сосновыми лесами и альпийскими лугами по мере подъема, а после и вовсе переходили в голые каменные склоны. Высочайшие вершины были покрыты белыми шапками снега до самой поздней весны. Многочисленные ущелья прорезаны стремительными водными потоками и грохочущими водопадами. Монотонная непрерывная работа ветра и воды создала причудливые скальные образы, застывшие каменными изваяниями на пустынных отрогах Северного Кавказа.До времен того знакомого по восторженным юношеским ощущениям Кавказа планете еще предстояло прожить шестнадцать веков. А сейчас Стас бодрой походкой передвигался по извилистой горной дороге в четвертом веке нашей эры. И все же горы менее подвержены изменениям, чем леса и поля, их незыблемость и монументальность могли успешно соперничать и противостоять самому великому разрушителю Земли - времени. Была середина марта, и на высоте в полторы тысячи метров еще лежал плотный слой снега, а белая двуглавая вершина Эльбруса еле просматривалась в пелене низко плывущих облаков.