Земля изначальная (СИ)

Назвать себя верующим человеком Стасу было, конечно же, сложно. По своей натуре он скорее являлся агностиком, не отрицая существования божественного начала, но и никак не воспринимая церковных догм, причем любых концессий. Но, будучи крещеным, а скорее, просто на всякий случай перекрестился. Как и следовало ожидать, от данного действия реальность никак не изменилась.

По внутренним ощущениям, было раннее утро, но полагаться на ощущения в такой ситуации было крайне опрометчиво. Мысли о чистилище и прочих злачных местах, коими грозят грешникам отцы нашей церкви, Стас отбросил сразу. Во-первых, все было слишком реальным, во-вторых, воняло гарью, но что примечательно – отнюдь не серой. И главное, все тело ныло так ощутимо по-живому, что Станислав Николаевич окончательно отбросил все оккультные мысли и решил перейти к действиям.

И первое, что пришло ему в голову, – надо добраться до машины. Там есть обезболивающие таблетки и телефон. Машина, насколько помнилось, находилась максимум в десяти шагах, которые и были с большим трудом, но все-таки преодолены.

И вот тут стало страшно по-настоящему. Аллегория о холодном поте оказалась вовсе не такой уж и аллегорией. Машина исчезла, но это была половина беды, точнее, абсолютная мелочь по сравнению с тем, что предстало взору. Озеро тоже исчезло. Котлован от него был, но вот самого озера не было. Спасительная мысль о том, что он сошел с ума или это галлюцинации после удара в голову, не очень утешила Стаса. Место было явно тем же, где десять минут назад припарковал машину горе-рыбак. Место было то же самое, это понятно. Непонятно было другое: как за столь короткий промежуток времени произошли столь глобальные изменения.

Густая дубовая роща оказалась на месте, но была изрядно прорежена. Больше половины деревьев было повалено, и создавалось общее впечатление, что здесь прошли активные боевые действия с применением тяжелой артиллерии. Соседнее поле, еще вчера колосившееся высоченной яровой пшеницей, было вспахано, но не плугом трактора, а многочисленными воронками от снарядов. В воздухе висел серый туман, и это был вовсе не утренний туман. Это была взвесь из пыли, гари и еще каких-то мельчайших частиц, пытающихся забиться в глаза и вызвать слезы. Стас надеялся, что слезы вызывает именно пыль, а не чувство собственной беспомощности и обреченности.

Подумать было о чем. Разумные объяснения в голову никак не приходили. Проще всего, конечно, было принять мысль о помутнении сознания, однако внутреннее "Я" подсказывало, что все не так просто. Наконец пришло осознание того, что в пятнадцати километрах, на даче, находятся его жена и дочь. Это позволило зацепиться за реальность и выработать хоть какой-то план действий. А план был предельно простым – идти на дачу.

Определившись с ближайшими целями, Стас принялся воплощать их в жизнь. Мысль пойти через лес была отброшена как изначально глупая. С ориентированием в лесу и так явные проблемы, а в подобных условиях и подавно. Солнца нет, мха тоже не наблюдалось, где север, а где юг, разобраться было непросто даже в поле. Хорошо помня, что озеро находилось в паре километров от дороги, пусть и не автомагистрали, но достаточно загруженной автомобилями, Стас встал и отправился в путь вдоль остатков дубовой рощи.

Преодолев за полтора часа два километра по пересеченной местности, а пересечена она была весьма основательно, он наконец выбрался на автотрассу. Осмотрелся. С трудом представлялось, чем можно было создать такие воронки и, главное, в таком количестве. Зрелище было немногим радостнее развороченного поля. Асфальт сохранился лишь местами, но идти стало несколько проще.

Слегка придя в себя, Стас с удивлением обнаружил, что головная боль, вызывавшая тошноту при каждом шаге, отступила, да и тело чувствовало себя значительно лучше. Похвалив себя мысленно за выбор обуви – армейские ботинки натовского образца как нельзя более кстати подходили для подобного марш-броска, – он уже более уверенно направился в сторону областного центра.

"Cogito, ergo sum" (мыслю – следовательно, существую) – мудрая мысль великого французского скептика Рене Декарта неожиданно пришла в голову. И полковник Рогозин попытался осмыслить случившееся.

Вариантов виделось всего два: что-то случилось либо с миром и "мир сошел с ума", либо с ним самим. Но сумасшедшим мысль о том, что они таковыми являются, как правило, в голову не приходит. А Стасу приходила. И, вероятно, это объяснило бы все. Но даже сам факт того, что его бы это устроило, отвергал умопомешательство как таковое. То, что окружающая действительность изменилась, причем радикально и явно не в лучшую сторону, сомнений не вызывало. Вот только каким образом это произошло столь стремительно и где был он во время такого изменения – эти вопросы ставили в тупик. Предположить, что он провалялся без сознания хоть сколь значительное время, не удавалось. Хотя бы потому, что, побрившись вчера утром и ощупывая подбородок сейчас, ощущал именно суточную щетину.