– Но случившийся переход от демократического централизма к буржуазной демократии – это всего лишь повод, Анджа. Что – причина?
– Все мои мечты давно умерли, а я до сих пор жива. Это странно.
Он не продолжил случайно (коньяк!) поднятую мной тему, за что я ему была признательна почти до слез. Стенограммы «душещипательных» разговоров я охотно читаю в хороших романах, но в жизни – меня от них сразу же начинает вполне физиологически тошнить. Вспомнив об этом, я посмотрела на стол и удивилась.
За разговором мы съели почти все пирожки и весь пирог с черной смородиной и орехами. Я думала, мне их теперь хватит как минимум дня на три. Поразительно. Вадим – худощав, я, хотя и крупная женщина, но тоже обычно ем не особенно много. Куда же все это поместилось? Неужели вот так прямо переработалось в нервную энергию?
За окном погасли фонари. Полвторого. Лиговка с присущим ей пролетарским тактом осторожно поскреблась в окно, напоминая, что пора определяться.
– Коньяк кончился, – улыбнулся Вадим. – Я пойду?
Я молчала.
– Осталось еще два пирожка… Я останусь? – спросил он.
Я сразу же прикинула самую большую неловкость сложившегося положения. Поход в коммунальную ванну под бдительным оком переживающих за меня соседей. По крайней мере – Фрося и Дашка. Может быть, кто-то еще. Ванна – до. И ванна – после. Идти почти через всю квартиру. Полная засада – как говорит Семен.
– В девятнадцатом веке в каждой спальне стоял кувшин с водой и таз, – заметил Вадим. – В чем-то это было даже удобно.
Я облегченно улыбнулась.
– Вы пойдете первым? – спросила я. – Сейчас я дам вам полотенце и все объясню.
Проводив Вадима (двери Фросиной комнаты буквально сочились вниманием к происходящему. Возможно, Дашка и Фрося коротали там время вдвоем), я, махнув на все рукой, включила в коридоре свет, и выбрала себе на полке книжку, чтобы настроиться соответствующим образом. Детектив в моем случае явно не годился, и потому я взяла любовный роман под выразительным названием «Однолюб». На задней обложке прочитала отзыв о том, что писательницу «все чаще называют российской Дафной дю Морье». Дафну дю Морье я любила давно, ее чудесный роман «Ребекка» перечитывала, наверное, раза три. Разложила постель, постелила чистое белье, устроилась в кресле. Компьютер включила почти автоматически. Роман оказался действительно о любви. Занесла в файл чудесный оборот: «забрюхатившая буфетчица Галина», а потом и вовсе остановилась. Мужик средних лет, ужасный подлец, бросивший парализованную жену с дочерью и уехавший от них на север, забрал с собой «ровно половину кастрюлей». Не говоря уже о психологической достоверности эпизода… Не веря себе, я машинально зашевелила губами: «именительный падеж – кастрюли; родительный падеж – нет – кого? чего? – кастрюль… Ну, слава богу!»
Как раз в этот момент вернулся Вадим. Я отправилась в ванную, предвидя, что в разобранную постель он ни за что не ляжет, а будет дожидаться меня, сидя в кресле и медитируя все над той же «половиной кастрюлей». Надо было убрать эту «российскую Дафну дю Морье» и положить на этажерку хоть «Унесенные ветром», что ли… Ага, как Антонина с Виталиком к моему приходу!
Интересно, будет ли Вадим, пока меня нет, звонить Алине и предупреждать ее о том, что не придет домой ночевать? Выходить в коридор ему не надо, у него есть мобильный телефон – так что никаких дополнительных неудобств от этого звонка не проистечет. Но все равно интересно было бы знать. Может быть, он предупредил ее заранее, предвидя развитие событий? Ну, это вряд ли…
Вообще, довольно нетривиальная складывается у Вадима ситуация: иметь молодую жену и любовницу на пятнадцать лет старше. Обычно бывает наоборот. Сексопатологи пишут, что пожилых мужчин ровесницы просто не возбуждают… Интересно, как мне следует вести себя, если у него ничего не получится? Обидеться? Утешать? Или просто не обратить внимания?
Близость двоих – интимный процесс. Но, если бы все-таки наблюдатель нашелся, он был бы явно обескуражен происходящим. В полной темноте не слышалось ни одного звука, кроме постепенно изменяющегося ритма дыхания. Да и дышало как будто бы только одно существо.
– Ты хочешь меня о чем-то спросить? – прошептал Вадим. Я молчала и он уточнил. – Про мою теперешнюю жену?
Это было смешно и где-то даже трогательно. Про теперешнюю жену Вадима я знала как бы не больше его самого. «А не убил ли ты моего соседа Федора Кривцова?» – вот это я пожалуй спросила бы. Но что, интересно, я стала бы делать с ответом?
Когда Вадим снова ушел в ванную, а я осталась одна, в дверь постучали.
– Войдите! – не придумав ничего лучшего, сказала я.
На пороге появился Кирилл – босиком и в одних трусах. На руках он держал Флопси.
– Вот! – сказал он. – Она в машкины игрушки забралась и там шебуршится. Машка визжит и боится. Я ее поймал. Хотел в ванной до утра запереть, но там мужик какой-то. Дашкин, Любкин или Аркашкин – я уж не знаю. Возьмите ее теперь.
– Будь так любезен, сам посади ее в клетку к остальным, – сказала я.