Земля которой нет

Я прошел мимо стеллажей с оружием, проводя пальцами по холодным, словно спящим, клинкам. Миновал стойки с броней, где висела самая разнообразная амуниция. Постояв тут немного, вспоминая, кто какую надевал в свой бой, вернулся на скамью. Некогда мне казалось, что она очень маленькая и короткая настолько, что не может вместить полсотни бойцов. Но с каждым новым выходом на ристалище гладиаторов становилось все меньше, а скамейка, напротив, делалась все больше. И вот когда я остался в комнате, освещенной лишь играющим светом чадящих факелов, совсем один, скамья чудилась мне драконьим языком, протянутым из конца в конец. Конечно, ее размеры оставались прежними, но я ничего не мог поделать с разыгравшимся воображением.

В последний раз пропел горн, в последний раз тьма в комнате медленно отступала по мере того, как свет проникал из-под поднимающейся стены. Я покидал комнату твердым, спокойным шагом. На самом выходе я замер, что-то во мне стремилось и желало обернуться. Я дернул головой, но так и не закончил движение, резко ступив на горячий, обжигающий даже сквозь подметки песок арены. За мной с шумом захлопнулась дверь-стена, словно отсекая меня от уже пройденного пути.

Впереди оставалась лишь финишная черта.

Запрокинув голову, я посмотрел на зенитное солнце, обжигавшее кожу горячими, страстными ласками. С неба падали цветы. Их было много. Танцуя в вышине, эти красные лепестки напоминали мне тот самый кошмар, в котором небо вдруг осыпалось кровавым дождем. Но, наверное, это лишь мое воображение.

В последний раз я купался в шуме толпы, галдящей на трибунах. Пожалуй, за это время успел привыкнуть к ней и даже полюбить. Полюбить аплодисменты, ураганом проносящиеся по арене, привыкнуть к крикам, от которых закладывает уши, привыкнуть к топоту ног, заставляющему быстрее биться и без того обезумевшее сердце.

Встав в центре, я положил ладони на рукояти сабель и повернулся к ложе. Встретившись со мной взглядом, наместник поднялся со своего трона. В тот миг, когда он расправил руки, заставив белую тогу дрожать на ветру, на арену опустилась тишина.

– Териальцы! – прогремел наместник. – Сегодня день, которого все мы ждали с нетерпением! Финальное испытание, которое определит, станет ли землянин первым воином Термуна или присоединится к остальным гладиаторам в очереди на перерождение! Открыть ворота!

В противоположной части арены завизжали цепи, наматываемые могучими воротами. Медленно поднималась кованая решетка, за которой виднелась голодная тьма. Сколько раз я уже вглядывался в эту мглу, пытаясь различить очертания очередной напасти. Но, как и всегда, безуспешно. Пока мой противник не ступит на песок, мне его не увидеть. Не знаю, волшебство это или очередные, так и не поддавшиеся мне тайны Териала. За время пребывания на острове я выяснил лишь один вопрос. Тот самый вопрос, который теперь определит мое будущее. Впрочем, оставался еще один.

Наместник сказал – «воин», но я все еще не знаю, что делает из солдата, бойца, гладиатора или легионера – воина. Где проходит эта тонкая грань и в какой момент барды начнут петь не о наемнике Тиме Ройсе, а о воине Тиме Ройсе? Или, может, в этом и заключается суть: воином можно стать только после смерти, когда имя твое войдет в легенды, когда оно будет звучать у костров под сводом звездного неба и у жаровен под золотыми куполами древних дворцов и храмов?

Стал ли я воином на этом летающем острове? Пожалуй, нет, ведь я даже не узнал определения этого слова. А если не знаешь, что подразумевает то или иное слово, как его можно применить к себе? Да, я все еще оставался наемником не самой высшей пробы. Для многих – разбойником и мародером. Для кого-то – даже детоубийцей, а будь о моих «подвигах» известно народу, то стал бы и цареубийцей. Что ж, боюсь, у бардов не выйдет славной баллады со мной в качестве героя.

Наконец решетка окончательно скрылась в каменной кладке, и на арене появился мой последний противник. Сперва я не мог понять, что меня смущает в его коренастой, мускулистой, жилистой фигуре, но потом все встало на свои места и мое сердце совершило небольшой вояж по всему телу.

Это был вовсе не случайный солнечный блик, окрасивший кожу противника в пергаментные тона. Это было не мое воображение, перепутавшее боевой шест со знакомым до боли посохом. И конечно же не стоило пытаться убедить себя в том, что некто натянул на чье-то лицо маску старшего маласа. Нет, не могло быть никакой ошибки в том, что передо мной стоял старик – тренер гладиаторов.

– Да начнется бой! – рявкнул наместник, и в тот же миг сердце дрогнуло под лавиной смешавшихся звуков.

Ворон

Старик, затянутый в кожаную броню, исчез, и в следующее мгновение задрожали стены арены, а по ушам зрителей ударил оглушительный звон. Там, внизу, старший малас всего за долю секунды преодолел невероятное расстояние, а потом нанес столь же невозможный удар, заставивший гладиатора пролететь почти пять метров и буквально влипнуть в стену.