Земля лишних. За други своя

Осталось двести шестьдесят шесть. Я сразу отделил половину, то есть сто тридцать три тысячи. Эта половина всегда идет в «основные средства», в главный фонд отряда, из которого оплачивается то, что называется матчастью, участие в следующих операциях, топливо для самолета, те же боеприпасы и прочее, включая медицину для раненых. Осталось еще столько же. А остаток делится по следующему принципу – тот, кто в бою не участвовал, получает одну долю. Тот, кто участвовал, – две доли. Командир, то есть я, получает двойную долю, если не участвовал, и две двойных, если участвовал. Как в данном случае. Проще некуда: никто не в обиде.

Я предложил Джей-Джей провести окончательный расчет самостоятельно. По ее расчетам получилось, что шесть долей отходят «отлынивающим» Джо, Раулито, Дмитрию и братьям, четыре доли идут ей и Марии Пилар, по две каждой, и еще четыре доли мне, как командиру и как участвовавшему в деле. Итого – четырнадцать. Даже «бездельники» получили по девять с половиной тысяч, а сама Джей-Джей заработала на новую машину, считай. Судя по всему, это здорово укрепило ее дух, пошатнувшийся было от кровавости всего, происходившего недавно. Она даже порассуждала вслух, куда она их потратит. Это хороший подход, конструктивный – все лучше, чем страдать по поводу убиенных тобой злодеев.

Я наконец переоделся в нормальную одежду, избавившись от сутенерской куртки из крокодиловой кожи и аляповатой рубахи. Маскарад маскарадом, но всему есть предел, в том числе и погружению в бездну дурного вкуса. Зазвонил телефон в номере, и голос Исабель Невероятной известил меня, что Jefe Лопес хотел бы через тридцать минут встретиться со мной и Бонитой у себя дома. Ну что же, отклонять это приглашение было бы неверным, и следует признать, что встреча с Лопесом действительно важна, потому что обсудить наши совместные проекты мы сможем не ранее чем дней эдак через сто двадцать. Грядущий сезон дождей был для меня первым в этом мире, и мне сложно было представить, что вскоре почти вся жизнь этого мира замрет и замкнется внутри городов, поселков или просто ферм. Кстати, а как на ферме просидеть безвылазно дней сто двадцать? Не рехнешься?

Я уже не буду метаться по всему пространству северней Залива, из города в город, а стану тихо и спокойно жить в городе Аламо с любимой женщиной, ходить в гости и принимать гостей. Даже в магазине активность сильно упадет ввиду отсутствия приезжих. Даже враги, если таковые обнаружат меня, скорее всего, вынуждены будут впустую алкать моей крови до наступления следующего сухого сезона. Низкая облачность, проливные дожди и жестокие ветры прижмут к земле авиацию, раскисшие дороги саванны остановят сообщение автомобильное, и даже железные дороги обычно требуют ремонта после окончания сезона непогоды – потоки воды зачастую прорывают насыпи и сносят рельсы. В море будет часто и сильно штормить, по-настоящему сильно, и ни одно судно не покинет порта до следующих погожих дней. Этот мир еще не окреп до той степени, чтобы игнорировать стихию: человек здесь пока недостаточно силен.

Уже сейчас температура воздуха изрядно упала, и я впервые надел на себя куртку в этом жарком до сего момента мире. За день несколько раз прошел мелкий дождик, было ветрено. Мы направились в гости к Лопесу, накинув на себя военные пончо с капюшонами – предмет первой необходимости на сезон дождей. Обычным зонтиком не обойдешься: здесь дождь всегда подкреплен сильным и порывистым ветром, и зонтик или не может тебя защитить, или его просто выворачивает наизнанку.

Жилье Лопеса находилось на верхнем этаже трехэтажного жилого блока, который выглядел жилым лишь весьма условно, а больше напоминал снаружи то ли склад, то ли укрытие. Вообще вся застройка этого анклава напоминала некий загадочный муравейник, где все принесено в жертву практичности и обороноспособности. Если та же внутренняя гостиница была по-настоящему роскошна внутри, то снаружи она отпугивала стенами из серого кирпича и полным отсутствием окон на фасаде. Все окна номеров выходили во дворик между двумя высокими стенами. Жилые дома перемежались складами, ангарами, гаражами, мастерскими. Здесь не было ни одной неизвилистой улицы, здесь зачастую проходы вели в тупики, и человек, незнакомый с планировкой района, рисковал просто заблудиться, несмотря на совсем небольшой размер анклава.

Если бы Лопес не прислал за нами посыльного – смуглую и энергичную девочку лет четырнадцати, – мы бы просто не нашли дороги к его дому. Но девочка, с ног до головы закутанная в желтую нейлоновую накидку с огромным капюшоном, довела нас до места быстро. Мы вошли в дверь в кирпичной стене, оказались на самой обычной лестничной площадке, никем не охраняемой, поднялись на третий этаж и позвонили в звонок у самой обычной белой двери самого обычного квартирного типа. За дверью послышались шаги, она распахнулась, и Инесс Лопес, жена Jefe, пригласила нас внутрь.