Земля матерей

Он смотрит в окно на поле самодельных крестов, их многие и многие сотни, раскрашенных в разные цвета. Опять мемориалы мертвых, подобно Дереву памяти на объединенной военной базе Льюис-Маккорд, куда все вешали фотографии своих умерших отцов, сыновей, братьев, дядей, родственников и друзей, умерших от ЧВК. Майлс ненавидел это дерево, как и его вроде бы друг Джонас, единственный мальчишка его возраста на всей военной базе.

Бледный прямоугольник на фоне неба, по мере того как они приближаются к нему, превращается в выцветший рекламный щит. На нем седой мужчина и дама со светлыми волосами в теннисках, устремили взгляд в пустыню с благоговейной радостью, словно Моисей и его супруга, смотрящие на Землю обетованную, но только кто-то исписал мужчине лицо похабными словами, закрасил ему глаза и изрисовал черточками ему рот так, что получился череп или стежки. Но зачем зашивать человеку рот, если не собираешься отрубить ему голову? Внизу крупным шрифтом: «Жилой комплекс «Орлиный ручей» – спешите, в продаже четвертая очередь! Не пропустите!»

«Не пропустите», – беззвучно шевелит губами Майлс, потому что именно так работает реклама, и маму она тоже цепляет, поскольку, когда через две мили они встречают дорожный указатель «Орлиный ручей», мама сворачивает с шоссе.

– Надо посмотреть, что там. Если все в порядке, отсидимся до конца дня.

– Но город ведь там! – возражает Майлс.

– Мы еще не готовы к встрече с цивилизацией. Мы не знаем, что там. Возможно, город захватила банда байкеров-людоедов, которые захотят сделать из нас очень-очень вкусный бекон.

– Мам, замолчи!

– Ну ладно, извини. Никаких байкеров-людоедов не бывает. Обещаю. Просто мне нужно немного отдохнуть. И я хочу, чтобы у тебя было время потренироваться быть девочкой.

– А это трудно?

– Если честно, порой и я не знаю, каково быть девочкой.

– Это потому, что ты взрослая женщина.

– Верно подмечено, но я также не знаю, каково быть взрослой женщиной. Все мы только притворяемся, тигренок.

– Это не очень обнадеживает.

– Знаю. Но я стараюсь.

– Да. Очень стараешься! – Какое же это облегчение – вернуться к привычным хохмам, приколам и остроумному экспромту. Это означает, что не нужно говорить о Другом.

– Веселее, mon fils[3]!

– По-моему, ты хотела сказать «ma fille[4]». – Майлс знает это после шести месяцев изучения французского языка в школе в Калифорнии, где он был худшим учеником в классе, поскольку дома в Йобурге все учили зулусский, а не дурацкий французский.

– Да, конечно. Спасибо за то, что поправил, мой храбрец.

На арке, изгибающейся над воротами в «Орлиный ручей», по краям два бетонных орла с распростертыми крыльями, готовые взмыть в воздух. Однако хищную птицу слева кто-то обезглавил, словно в качестве предупреждения. Опасность! Развернитесь назад! В продаже четвертая очередь! Не пропустите! Не потеряйте голову!

За воротами огромный котлован, обнесенный забором, и экскаватор, взобравшийся на кучу серой земли, с ковшом, наполовину полным (или наполовину пустым) все того же желтого песка, как будто рабочий, который им управлял, внезапно встал и ушел, или же умер прямо на месте, и его скелет по-прежнему сидит в кабине, положив руки на рычаги, а работа так и осталась не доделанной. И да, хорошо, есть завершенные коттеджи, все на одно лицо, на склоне холма, а также недостроенные, с заколоченными окнами, но в целом от этого места у Майлса по спине пробегают мурашки.

– Это место заброшено, – говорит он. – Здесь опасно.

– Наоборот, лучше, чем если бы здесь жили. И, может быть, здесь остались какие-нибудь припасы, которые не забрали просто потому, что никому в голову не пришло сюда наведаться.

– Ну хорошо, но что, если там есть байкеры-людоеды? – Майлс старается сохранить свой тон небрежным, но про себя он думает: или сумасшедшие выживальщики, или больные, или отчаявшиеся, или те, кто поступит с ними плохо, без злого умысла, просто потому, что порой так получается, – или те, кто поступит с ними плохо сознательно, просто потому что сможет это сделать.

– Не-е. Никаких следов нет. Значит, никаких байкеров-людоедов женского пола.

– Но ветер такой сильный, возможно, весь этот песок намело со вчерашнего дня.

– Ну, значит, и наши следы тоже занесет. – Не заглушив двигатель, мама выходит из машины и пытается поднять шлагбаум.

– Ты мне не подсобишь? – кричит она.

Протянув руку, Майлс выключает зажигание, поскольку оставлять двигатель работающим безответственно, и выбирается из машины. Но когда он подходит к маме и пытается помочь ей поднять шлагбаум, где-то поблизости раздается шипение и щелчки. Первая его мысль – это гремучая змея, потому что именно эту тварь и следует ожидать в пустыне, и какое же это будет невезение – зайти так далеко и умереть от укуса змеи? Но это лишь автоматическая поливальная установка, которая высунула свою голову и щелкает всухую, не в силах дать ни капли живительной влаги высохшему газону.