Земля мертвых

– Но ведь он купается? Занимается спортом?

– Он встречается со своими кузенами. Своими настоящими родственниками. То есть мне следовало бы сказать… единственными своими родственниками.

Первый удар ниже пояса. К чему продолжать разговор, в котором его загоняют в угол и ему остается только принимать удары?

– Я могу поговорить с ним?

– Не вешай трубку.

Он удивился, что она так легко согласилась. Видимо, Эмилия тоже опасалась, что он записывает разговор.

– Папа?

Когда раздался голос сына, такой высокий, такой чистый, такой необыкновенный – будто звук дудочки, вырезанной из молодого побега, освежающий вам кровь, стоит только услышать его, – Корсо почувствовал, как к глазам подступили слезы.

– Как дела, мой милый? Тебе там весело?

– Мы ежика нашли!

Корсо потребовал подробного рассказа о событии. Слова были не важны, главное – этот голос, лицо, которое он представлял себе при каждом изменении интонации. Песня, слова которой различаешь смутно, но которая волнует одной своей мелодией.

В его глазах Тедди обладал даром превращения: самая банальная информация, переданная его детским голосом, превращалась в нечто драгоценное – так было с ракушками, которые они вместе собирали среди тысяч других в Стране Басков: в руках сына они сразу становились настоящими сокровищами.

– Целую тебя, малыш. Дай маму.

Он предпочел сам прекратить разговор, чтобы, когда Эмилия возьмет трубку, у него не было впечатления, будто ему обрубают руку.

– Ну пока, Корсо. – Она уже давно так его называла. – Позвоним тебе на следующей неделе.

Голос у нее был завораживающий, ни низкий, ни резкий, с богатым тембром, вызывающим в воображении представление о тяжелой шелковистой переливающейся ткани.

– Я тоже могу вам позвонить?

– Мне бы не хотелось.

Против воли он заговорил на повышенных тонах:

– Ты намереваешься распоряжаться моими отношениями с собственным сыном?

– Не мешай нашим усилиям прийти к взаимопониманию.

– К взаимопониманию? – внезапно проорал он. – Притом что ты характеризуешь меня как грубую скотину и недостойного отца?

Она издала странный цокающий звук, похожий на тот, что издает работающая оросительная система.

– Успокойся, Корсо. Мы должны оставаться цивилизованными людьми, даже если, по сути, тебе это несвойственно.

– Плевать я на тебя хотел.

– Вот видишь, – прокудахтала она. – Ты убийца, Корсо. И самое худшее – это то, что тебя защищает закон. Как тех, кто убил моих родителей.

Заладила свое… Родители – университетские преподаватели и диссиденты, ликвидированные болгарской тайной полицией. Корсо не верил ни одному слову. Судя по дочурке, скорее это были матерые доносчики, активные пособники режима.

– Я просто хочу…

Эмилия уже разъединилась. Прислонившись спиной к стене коридора, Корсо посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что никто не стал свидетелем его унижения. Впрочем, ничего страшного бы не произошло: половина их этажа состояла в разводе и пахала на оплату алиментов. Право по беременности…

– Что-то мы не поняли, собрание закончено?

Появилась Барби. Она сутулилась, будто процесс ее роста был нервическим усилием, долгой судорогой, последствия которой она до сих пор ощущала.

– Что-то не так? Ты весь красный.

– Нормально, все в порядке.

– А что насчет Мадрида? Не хочешь рассказать мне?

Корсо кивнул. Через несколько секунд они оказались на крыше, в прибежище всех полицейских криминальной полиции. Вне всякого сомнения, отсюда открывался один из самых прекрасных видов на Париж, но вот уже давным-давно никто не обращал на него внимания. Теперь, пожалуй, было больше принято сетовать, мол, «скоро со всем этим будет покончено» – намек на великое переселение, предстоящее осенью 2017 года[39].

Закурив, Корсо коротко описал свою мадридскую авантюру. Шок от картин, человек в белом, провалившееся преследование…

– И… это все? – спросила Барби, свернув себе сигарету.

– Музейные сотрудники уже стали косо посматривать в мою сторону. А когда я узнал про новое убийство, то тут же рванул в Париж. В ближайшее время я подключу мадридского агента.

– Думаешь, это наш убийца?

Стоя на цинковой крыше, Корсо сделал глубокую затяжку. Раскуривая очередную сигарету, он каждый раз думал, что вместе с ней сжигает несколько секунд собственной жизни, и это странным образом составляло часть удовольствия.

– Пришлось бы согласиться с тем, что он убил Элен Демора и перевез тело в Сен-Дени, прежде чем полететь в Мадрид. По всему, одним рейсом со мной, между прочим.

– Разве так бывает?

– Бывает, хотя поверить в это трудновато. В любом случае я нащупал несколько линий, которые нам могут пригодиться: эти красные картины, некто в шляпе, таинственный бойфренд Софи, якобы художник… Все выглядит довольно логично.

Барби закурила и улеглась на серую крышу. Казалось, она созерцает небо. Люди, не знающие ее, могли бы в этот момент заподозрить, что коллега Корсо погрузилась в романтические грезы.

Вдруг она резко поднялась и уселась по-турецки – ни дать ни взять девчонка, играющая в бабки во дворе школы.

– У меня всего один вопрос по поводу твоей музейной истории.

– Я тебя слушаю.