Земля Мертвых

Вдоль побережья тянулась череда холмов, и это было хорошо: вопреки воспоминаниям, оставшимся после посещения Петергофа, берег оказался не каменистым пляжем, на который с томным шелестом накатывают невысокие волны, а натуральным болотом, порошим кустарником вперемешку с камышами.

Чтобы найти прогалину, с которой хорошо просматривается залив, людям пришлось пройти несколько километров вдоль берега, а потом просто спуститься к воде по руслу мелкого холодного ручья.

Увиденное не понравилось никому. По правую руку, там, где стояла стена из высоких светлых домов и темная витрина гостиницы «Прибалтийская», тянулась темная полоса леса, местами прерываемая желтыми проплешинами обширных камышовых зарослей. Слева — там, где всегда возвышался над Кронштадтом купол Никольского собора, также зеленели кроны деревьев.

— В общем, попали, — сделал вывод Росин. За прошедшие дни он успел настолько свыкнуться с мыслью, что они, всем фестивалем, ухнулись в шестнадцатый век, что не ощутил даже удивления. Хотя чувство легкого разочарования в душе все-таки промелькнуло. — Привал.

Люди вернулись на холмы, принялись устанавливать палатки. Вскоре загорелись костры, в котелках забулькал ароматный чай. Все как всегда: лес, костры, палатки.

И трудно даже представить себе, что вокруг стоит не начало двадцать первого, а середина шестнадцатого века.

В душе Росин по-прежнему не желал верить в возможность подобного приключения, но холодный разум подсказывал ему, что ради дурацкого розыгрыша никто не станет сносить старые и строить новые деревни, никакое «шоу скрытой камерой» не сможет сравнять с землей огромные мегаполисы и полностью истребить дороги.

Разве только, как сказал «Великий магистр», все они оказались бредом воображения больного психа. Но даже в такой ситуации — что это меняет конкретно для них?

У одного из костров негромко зазвучала гитара, послышался хриплый мужской голос:

Что такое осень? Это небо,
Плачущее небо под ногами,
В лужах разлетаются птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.

К мужской хрипоте присоединился сильный, звучный женский голос, и далеко над ночным заливом растекся припев к песне еще не родившегося Юрия Шевчука:

Осень — в небе жгут корабли,
Осень — мне бы прочь от земли,
Сколько может длиться печаль
Осень — дальняя да-аль…

Глава 10. Кронштадт

Утром в Вилы прискакал Агарий, радостно перекрестился, увидев опричника:

— Ты здесь, воевода! А я ворога за россохом на тропе ждал.

— Как язык? Не убег?

— Помилуй, воевода, как можно! Этого я к себе привязал и до самого дома не отпустил. Сыну передал, держать наказал крепко. Взнуздали его и в подпол спрятали.

— Из поместья вестей нет?

— Есть, воевода, — Агарий слез с коня и встал рядом, придерживая его за уздечку. — В Еглизи тать приходил, из Никольского болота вылез. Поросенка разинского поймал, крупы себе ссыпал из овина, Матрену обидел по бабьему делу.

— Повесили?

— Кому же вешать, Семен Прокофьевич? Ты в отъезде, Никита Разин в поле ушел, жонка его с детьми малыми в подпол спряталась. А Матрена, — дед усмехнулся, — у нее, мобыть, у самой в ентом месте чесалось. Баба здоровая, а одна столько лет векует…

Зализа зло шлепнул себя кнутом по сапогу: ну вотчинник Антелев, прости Господи его душу! Все поместье обезлюдел, смерды наперечет. Матрена два года назад, аккурат к приезду нового хозяина в поместье, овдовела, не успев забрюхатить. Теперь одна бывшее мужнино хозяйство на себе волохает. Хоть бы Никита Разин с ней согрешил, что ли… Глядишь, прибавка бы в людишках пришла как байстрюки подрастут — двор бы поднялся. Прям хоть сам поезжай брюхать!

— Как узнал про станишника, Агарий?

— Так Лукерья сказывала, воевода. Я как назад вертался, мимо дома твоего проехал.

Зализа зло сплюнул, и перекрестился, мысленно попросив у Бога прощения за сквернословие. Пока он тут непонятно каких чужеземцев ловит, в собственном доме тать объявился. И поместью убыток, и за станишничество в Северной пустоши все одно с него спросится.

— Может, помощь требуется, Семен Прокофьевич? — поинтересовался подошедший боярин Мурат. — Ты только скажи. Пока все оружные, завернем и к тебе в усадьбу.

— Благодарствую, Мурат Абенович, — коротко поклонился опричник. — Но в болоте конному воинству делать нечего. Сам татя поймаю. А нам выступать пора.

Спустя несколько минут конный отряд втянулся на тропу, ведущую к ивановской деревеньке Мухоловке.

В обоих селениях, что лежали между Невской губой и боярской усадьбой, стояло по три двора, так что дорога к ним оказалась более-менее наезженной, однако до тракта, ведущего к Неве и ореховому острову, по которому местами два всадника могли ехать бок о бок, ей было далеко. Над головой постоянно свисали толстые сучья, так что копья пришлось взять в руки и опустить острием вперед, а местами и самим всадникам пригибаться, избегая ударов ветвей по лицу.