Земля мертвых душ (СИ)

— Я бы хотел поужинать с тобой… в твоей комнате. Поужинать и поговорить наедине, без лишних глаз и ушей. О будущем и о нас с тобой, — он сказал это с очень серьёзным лицом. — Сейчас ни о чём говорить не стану. Мне ещё свору старых пердунов… то есть, господ городских старшин уламывать, чтобы выставили от себя в Совет не самых безнадёжных маразматиков. Потому просто спрошу: могу я рассчитывать на откровенный разговор за ужином?

— Конечно, — сказала я. — Для меня этот разговор тоже очень важен.

— Тогда до вечера, милая, — он усмехнулся — очень и очень невесело.

— До вечера, дорогой.

5

До вечера… Да, Дойлен, ты прав. Мне есть что обдумать до ужина. Ты знаешь, что мне не нужно объяснять всё на пальцах, достаточно намекнуть. И я пойму.

Вот только времени на размышления мне не дали.

Ближе к вечеру приплёлся Инген, подозрительно хлюпающий носом. Я подумала, было, что малый с кем-то неудачно подрался, но синяков не наблюдалось, а вот лоб оказался горячим.

— Чёрт! — взвыла я, с ужасом вспомнив жутковатую статистику детской смертности в Средневековье. — А ну быстро — переодеваться в сухое, и в постель!

Озадачила прислугу насчёт снадобий, горячего питья и тёплых одеял, и потащила помрачневшего мелкого в его комнату. А там…

— Дуры! — орала я на ошалевших служанок. — Холодрыга в комнате! Почему камин плохо протоплен? А ну дров натаскать, и чтоб как… в печке жарко было! Почему окно, идиотки вы, палкой деланные, распялено? По комнате ветер гуляет, как у вас между ушами, скоро сугроб наметёт! Закрыть и занавесить! Постель сменить! Одежду ребёнку выстирать и высушить, утром проверю! Чистую тащите!.. Совсем страх потеряли, да? Так я вас научу на «раз — два» по струнке ходить!

Служанки, привыкшие к вежливой обходительной госпоже, никогда ни на кого голоса не повышавшей, перепугались до полусмерти и носились, как наскипидаренные. А я, дав волю вполне понятной злобе, стянула с малыша промокшие сапожки и, пока несли тазик с горячей водой, принялась растирать ему ноги сухим полотенцем.

— Как умудрился-то, герой? — спросила я.

— В снежки играли, — Инген шмыгнул носом, а я подала ему чистый кусочек полотна — чтобы через пальцы не сморкался. — Я ж как в прошлом году, и оделся тепло, и амулет нацепил… Тётя Стана, а это правда, что магии больше нет? А то пацаны не верят, что папа магию убил.

— Правда, — подтвердила я. — Потому хорошие тёплые сапоги и шерстяные носки будут лучше любого амулета. Вот только гулять ты выйдешь не раньше, чем через десять дней.

— Это я столько болеть буду? — удручённо вздохнул мальчишка. — Не хочу болеть!

— Придётся, раз ноги промочил. И горькие отвары тоже пить придётся.

— Не хочу!

— Заболел — терпи, — припечатала я.

После пропаривания ног, похода, пардон, на горшок, съедания горьких порошков, питья не менее горьких отваров и укутывания в три одеяла герой снежных баталий выглядел поскучневшим, но уже не таким гриппозным. Я строго велела ему ни в коем случае не сбрасывать одеяла, как бы ни было жарко.

— С потом болезнь начнёт из тебя выходить, понял? — я подоткнула одеяла и поправила подушку под вихрастой головой. — Ночь попотеешь, утром легче будет. Я тебе к завтраку приготовлю лечебный отвар с мёдом, хорошо?

— Мёд мне нравится, — улыбнулся мелкий. — Особенно цветочный. Вку-у-усно.

Чёрт… До чего он на отца похож, и улыбка та же. Обезоруживающая.

Тебя, малыш, я действительно люблю. Потому сама улыбаюсь в ответ, так же искренне, как и ты. Теперь — можно. Теперь любовь к тебе и твоему вредному старшему братцу — мой спасательный круг.

И вот тут Инген меня добил. Выстрелил, понимаешь, в самое сердце.

— Тётя Стана, — сказал он, уже почти засыпая. — А когда вы с папой поженитесь, можно я буду называть тебя мамой?

Я застыла, как статуя. Ах, ты ж, дипломат сопливый…

— Это тебе папа такое сказал? — вкрадчиво добродушным тоном спросила я.

— Не-а, — мальчишка улыбнулся и отрицательно мотнул головой. — Сам придумал. Так можно будет, правда?

— Я об этом с…папой ещё поговорю, хорошо?

— Хорошо-о-о…

Малыш заснул, а я, накрутив служанок — мол, следить, чтоб не раскрывался во сне, и чтоб в комнате тепло было, а то поубиваю — вышла за дверь. Будь здесь Дойлен, он бы услышал много чего интересного о своей персоне. Вряд ли нового, потому что слово, аналогичное нашему «манипулятор», здесь тоже знали. Засранец. Политик чёртов. Действует не только напрямую, но и через окружение. Не знаю, что он такого наговорил малышу, но тот явно не свою мысль в итоге озвучивал. Ему только кажется, что сам придумал. Дети очень легко поддаются манипуляциям родителей, особенно когда их любят.

Но вместо Дойлена в коридоре меня встретил Энгит.

— Тётя Стана, не обращай внимания, — чёрт, и этот тоже улыбается, как отец. — Мелкий нафантазировал, а ты переживаешь.

— Ты слышал? — почему-то меня это совсем не удивило.

— Тут внутренние стены никуда не годятся. Ты не переживай. Просто матушка нас с ним годами не видела, а он… ему ещё мама нужна.

— А тебе нет? — ну, с этим-то уже можно говорить по-взрослому.