Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка(Повести)

Надюшке приходилось труднее, чем Кольке. Она шла первой. Колька ожидал — вот запросит пощады. У девочки был плачевный вид. Коричневое платьице и шаровары промокли.

Дорогу им преградила скала. Из-под нее, с ревом и грохотом, дробясь на огромных гранитных камнях — шерлопах, вырывалась в Холодную подземная речушка.

Дедушка Филимон и Евмен Тихонович отстали от пешеходов. Их долбленки, наполненные продуктами и снастями, медленно двигались против течения и только теперь подходили к плесу, от которого начиналась высокотравная пойма. Старшие махали руками, что-то кричали; из за шума речки трудно было разобрать слова.

— Кличут: поверх есть тропинка, — сказала Надюшка. — По ней уже пошла Венера.

Что за выскочка эта Надюшка! Колька обрадовался было короткому отдыху на гладких камнях под начинающим припекать солнцем. А девчонке, по-видимому, страшно хочется выглядеть неутомимой путешественницей. У самой посинели щеки, посинели губы, а командует:

— Полезем, что ли?

Волей-неволей приходится подниматься с камней. Хмурься не хмурься — Надюшка не желает замечать. Полезла на скалу следом за собаками.

Первой до ближнего уступа добралась Венера. Стоит, посматривает вниз, словно приглашая: «Давайте сюда! Следуйте за мной!»

Цепляясь за камни и кусты, Колька достиг уступа. По пути он разогрелся. Подъем оказался трудным. Лишь издалека скала представлялась невысокой. А теперь нет ей конца и края. Даже низкорослые цепкие деревца, которые много лет карабкались кверху, так и не смогли достигнуть скалистой вершины.

— Осторожнее. Вниз не гляди, — наставительно предупредила Надюшка. — С непривычки голова может закружиться.

— О своей думай! — проворчал Колька, раздраженный трудным подъемом и Надюшкиной неутомимостью. Назло девочке он шагнул к краю уступа: «На, получай!»

Непонятно, как он удержался. В глазах потемнело. Мысли смешались. Колька невольно отпрянул назад, ухватился за березовый кустик. Уступ скалы по высоте мог спорить с пятиэтажным домом, а внизу, в камнях, крутились, неистовствовали ослепительно-голубые буруны.

— Тебе плохо? Побледнел-то как! Может, присядем?

Надюшкина рука легла на Колькино плечо, а голос девочки был теплым и матерински участливым.

— Нет, пошли дальше. Это так, не знаю почему…

Больше Колька не пытался блеснуть бесстрашием. Следовал за Надюшкой, лез, лез, обливался потом. Надюшка карабкалась не останавливаясь. Нет, он ни за что не попросит ее о передышке!

— Уф! Доехали. Сымай ружье! Посидим, пооклемаемся.

Ноги у Кольки дрожали, подгибались. Он огляделся и увидел, что стоят они на вершине скалы. Высокие сосны и ели внизу выглядели карликами.

От Надюшкиного платья шел пар, а глаза улыбались и щеки горели, будто их натерли вишневым соком.

— Ты на меня озлобился, да? — Надюшка игриво кинула в Кольку маленьким камешком. — И зря. Солнце поднимается. Часом позже совсем бы упрели. Себе бы на голову отдых получился. А теперь мы, как с катушки, под гору съедем Ты думаешь, я не умаялась? Еще как!

Дорога вниз представилась забавой. Если бы всегда такой легкой была дорога! Спустившись, они решили подождать старших.

Из-за скалы выползла долбленка дедушки Филимона. Стоя на корме, он с такой силой упирался шестом, что тот пружинил и сгибался.

— Экий дурной характер у реки — то глубоко, то курице по колено, а бороться с течением везде трудно, — проворчал Филимон Митрофанович, причаливая к берегу.

За ним вытянул лодку на галечник Евмен Тихонович.

— Перевалили горушку, верхолазы? А мы-то ругали себя, зачем пустили ребят на такой риск, — сказал дедушка. — Привал, други. Передохнем малость, чайком побалуемся. Ну-кось, промыслята, потрясите смородинки.

Надюшка достала из лодки берестяной кузов — чуман, махнула Кольке.

Кольке никогда не приходилось видеть такого обилия черной смородины. За скалой, среди камней, кудрявились низкорослые кусты. Никем не огороженный, никем не опекаемый, простирался перед ними смородиновый сад. Невиданное зрелище вызвало у Кольки безотчетный смех, ликование. Он метался в восторге от куста к кусту:

— Надюшка, сюда, здесь больше! Надя, вот где ягоды!

— Ты ешь. Тут ее немного, дальше не то увидишь.

Девочка поставила чуман на землю и резко тряхнула куст. Посыпались крупные, как вишня, черные ягоды.

— Что ты делаешь! Разве так можно! — возмутился Колька.

Надюшка не подбирала с земли отличные ягоды, давила их ногами, направляясь к следующему кусту.

— Эх, тюха-матюха! — развеселилась девочка. — Кому они нужны? Все одно никто не соберет, поспеют — ссыплются.

Усевшись на камень, она зачерпнула из чумана горсть ягод и отправила в рот.

— Ешь! Так быстрей.

Опорожнив чуман, ребята посмотрели друг на друга и прыснули со смеху: щеки у обоих были вымазаны ягодами.

Затем они потрясли еще несколько кустов и вернулись к костру с полным чуманом.

Дедушка высыпал смородину в котел с бурлящим чаем, подавил ягоды ложкой, опустил несколько кусков сахара.

— Вот и начали охотницкое столование: утром чаек, в полдень чай, вечером чаишше!

Чай скорей всего можно было назвать морсом. Попивая из большой эмалированной кружки, дедушка заметил: