Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка

Колька попытался очистить хариуса, как дедушка, но вместе с кожей сорвал добрую половину мяса. Дед тактично не заметил Колькиного промаха.

— А сколь тебе годков? — спросил Филимон Митрофанович.

— Тринадцать. То есть скоро четырнадцать исполнится.

— Ишь, матерой. А я все пятнадцать тебе положил. Видна нестеровская порода!

Кольке нравился солидный тон, нравилось, что разговаривают с ним, как с равным.

Скоро он выяснил, что в Опалиху Филимон Митрофанович прибыл не в автобусе и не на поезде. Ведь путь из Бобылихи лежит не через города. Бобылиха-то вон где она, на самом краю района, с юга. За ней, куда ни кинь, на сотни километров — горы, тайга… Добрался дедушка Филимон до Опалихи на плотике. Как? Проще простого. Связал плот из бревен и поплыл вниз по реке. Возвращался с весенней путины, собирался дойти только до поселка Сахарово, куда бобылихинские рыбаки поставляют рыбу. Но дома узнал, что приезжал племянник. Избрали его председателем колхоза. Поэтому из Сахарова Филимон Митрофанович спустился ниже, в село Нестерово. А в правлении колхоза ему сказали, что новый председатель уехал навестить семью. Вот и приплыл дед в Опалиху.

Колька вскипятил чай, принес шоколадные конфеты, кекс, печенье. Потом он предложил дедушке отдохнуть с дороги. Однако тот отказался прилечь на диван. Обошел на цыпочках комнаты, оглядел обстановку.

— Богато живете… У нас тебе будет непривычно.

Может быть, Филимон Митрофанович собирается взять Кольку с собой в тайгу? Это было Колькиной мечтой. Он принялся убеждать дедушку, что тоже равнодушен к диванам, рассказал, что на свою кровать для жесткости положил доски и каждое утро обливается холодной водой.

Но Филимон Митрофанович ничего не осуждал, напротив — ему пришлись по душе и квартира и мебель. А больше всего он восхищался книгами.

Отцовское богатство не умещалось в кабинете. Книжные шкафы теснились во всех комнатах. Сквозь стекла проглядывали красные, синие, серые, зеленые корешки с золотым тиснением. На книги ежемесячно тратились крупные суммы. Даже у Кольки было около сотни детских книг.

Это произвело на деда особое впечатление. Он позвал Кольку на крыльцо, вынул черный сатиновый кисет, свернул цигарку и с удовольствием пустил фонтан едкого дыма.

— Сколько же ты, внучок, книжек перечитал?

Что-что, а с книгами Колька был дружен, перечитал их множество. Гость внимательно слушал и довольно покачивал головой.

Родители появились внезапно.

— Дядя! — крикнул отец.

Дед зачем-то снял с головы шапку, обнажив большую залысину, окруженную скобкой редких серых волос.

Они обнялись.

— Слаб я стал. Чуть что — в слезы, — пожаловался дедушка Филимон, вытирая глаза рукавом рубахи. — И то сказать, двадцать годов не виделись.

Дедушка торжественно, троекратно поцеловал Колькину мать:

— Здравствуй, матушка Полина Николаевна. — И, видя, что она спешит на кухню, остановил: — С закуской не торопись. Покормил меня внучок, приветил. Постучал я к вам — он в дверях. Не признал меня спервоначалу, оробел. А я глянул — сердце зашлось. Ни дать ни взять Данила! Ровно два груздя — большой и маленький… А тебе грешно, Матвей! Уехал, забыл. Есть ли ты на свете, нет ли тебя — неизвестно.

— Виноват, каюсь, дядя. И написать собирался и навестить. Откладывал, откладывал и прооткладывал… Окончил институт — на стройки стали бросать. Нынче здесь, завтра там. Потом война… Из армии долго не отпускали. Демобилизовался, взял назначение в Опалиху. Потянуло в родные места. Приехал и тоже закрутился.

Конечно, это не отговорка. Всегда бы нашлось время написать. А вот ленивы, тяжелы на подъем…

Мать накрыла стол в большой комнате. За столом разговор стал еще более оживленным.

— А ты, дядя Филимон, не тот богатырь, что был прежде. Скрутили, ссутулили тебя годы, старина.

— Годы, что жернова, перемелют. Ты, однако, тоже из мальчишек вырос. Когда я в двадцать втором из армии вернулся, ты в Нестерове пас мирской скот, на баране, сказывают, заместо коня катался. А теперь — гляди ты!

Дедушка Филимон и отец с увлечением вспоминали прошлое.

— А Виктор наш погиб, — внезапно посерьезнев, сказал Филимон Митрофанович. — Лег под Москвою Виктор Филимонович…

Старик извлек из нагрудного кармана рубахи потертый бумажник, достал маленькую фотографию.

Отец долго и внимательно ее разглядывал, тихо положил на стол:

— Пожалуй, действительно Нестеровых спутать невозможно, сходство-то какое!

При этих словах дедушка Филимон всхлипнул и опрокинул в рот стопку перцовки.

С карточки смотрел дюжий черноволосый солдат с веселыми глазами. Густые смоляные брови почти сходились у переносья. Кольке не нужно было идти к зеркалу. Такие же брови, большой лоб… Солдат как бы отразился в нем, Кольке.

— Ну да ладно! Мертвых назад не ворочают. — Дедушка спрятал фотографию.

Однако разговор наладился не скоро. Чокались молчали молча пили.

— А ты, Матвей, пошто в председателях колхоза оказался? — наконец спросил дедушка Филимон. — Неужто тебе как инженеру места не вышло?