— Сэр Генри говорит, можете взять меня, если хотите, — она аккуратно выговаривала английские слова.
Джон ошалело уставился на нее.
— Эээ… я не…
— Хотите мужчину?
— Нет!
Она опустила глаза, за ее ресницами скрывалась целая бездна отчаяния.
— Хотите ребенка?
— Нет!
Она ждала.
— Что вы хотите? — устало спросила она, боясь услышать требование еще более омерзительное, нежели те, которые она уже слышала раньше.
— Ничего я не хочу! — воскликнул Джон. — Просто спать.
Она поклонилась.
— Если он спросит вас, подтвердите, я сказала, что вы можете взять меня.
— Скажу, что вы были очень, эээ… щедры.
Джон тут же поправил себя:
— Послушны.
— Да, сэр, — глухо сказала она. — Я послушна.
Утром настроение у сэра Генри было получше. За завтраком он расспрашивал Джона о его саде и о сокровищах Ковчега.
— Я мог бы вам кое-что прислать, — любезно сказал он. — Из того, что попадает ко мне здесь. Если вам нравятся всякие дикарские штучки.
— Нравятся, — сказал Джон. — Даже очень. А если вы захотите какие-нибудь растения из Англии, я могу прислать вам сюда. Полагаю, здесь очень хорошо может расти виноград.
— Вы могли бы взять у меня вексель и купить для меня несколько ковров? — спросил сэр Генри. — Я хочу постелить в холле турецкие ковры.
— Буду счастлив помочь вам, — ответил Джон. — Все, что вам будет угодно.
— Начнем с этого, — осторожно ответил сэр Генри. — Я дам вам вексель, вы купите для меня ковры и стекло. Потом я пришлю вам несколько хогсхедов[25]
сахара, и посмотрим, удастся ли вам получить за них цену повыше, чем у обычных агентов. А потом вы можете прислать мне еще каких-нибудь товаров. Редкости бесполезны, пока заперты в шкафу, знаете ли. Ими нужно торговать.— Буду рад, если нам удастся провернуть несколько сделок, — кивнул Джон. — Редкости, собранные моим отцом, должны оставаться в коллекции. Но если вам удастся подстрелить какую-нибудь странную птицу, буду рад получить шкурку и перья.
— Есть у меня кое-какие трофеи, — без особого интереса сказал сэр Генри. — Могу продать.
— У меня не будет денег, пока я не доберусь до дома, — неловко сказал Джон.
— Вексель, — спокойно произнес сэр Генри. — Мы делаем такие вещи с векселями. Пожалуй, даже хорошо, что здесь нет проклятых вороватых евреев, скупающих векселя еще до того, как собран урожай сахара!
К моменту отплытия у Джона был новый кустарник, самое любопытное и прелестное растение, которое сами островитяне называли «дерево жизни» потому, что оно реагировало на прикосновение, как живое существо, сворачивая листья. У него была пара корешков капустного дерева и дюжина разнообразных шкурок и перьев, включая довольно хороший экземпляр чучела вест-индского зимородка, которое сэр Генри просто подарил.
— Когда будете в Англии, организуйте там для меня приличный бизнес, — проворчал он. — Честный агент в Лондоне — такая же редкость, как добродетельная женщина. Я хочу сказать, достаточно редкое явление, достойное того, чтобы поместить в вашу коллекцию.
— Буду рад, — вежливо ответил Джон и, пока корабль отдавал концы, отходя от берега, без малейшего сожаления смотрел вслед уходящему сэру Генри.
Возвращение домой прошло так обыденно, как только можно было себе представить. В лондонском доке Джон нанял возчика, чтобы довезти до дома бочонки с семенами и корешками, два бочонка с саженцами и сундук с вещами с Барбадоса. Сам он уселся на деревянное сиденье передка повозки, которая, подпрыгивая на ухабах, направилась по замерзшим тропам в Ламбет.
— Что новенького на войне? — спросил Джон.
— Слышали, что Честер сдался?
— Не может быть!
— Где же вы пропадали?
— В Виргинии, — сказал Джон. — И что, король в самом деле проиграл?
— Стерли в порошок, — с чувством выговорил возница. — И теперь, слава богу, в стране наступит хоть какой-то мир и порядок, а эта толпа паразитов убежит обратно в Рим, откуда они все и появились.
Джон попытался сказать «аминь», но обнаружил, что слово не хотело слетать с языка.
— Буду молиться о мире, — сказал он. — Уж войны-то я повидал, на целую жизнь хватит.
— И мы все тоже. А для некоторых война длилась даже дольше, чем жизнь. Как вы думаете, сколько англичан погибло, пока король не убедился в том, что мы хотим молиться Богу, а не епископам, и чтобы нами управляли англичане?
Джон покачал головой.
— Тысячи, — хмуро сказал возница. — Сотни тысяч. А сколько народу умерло от чумы и трудностей из-за этой проклятой бойни?
Джон снова покачал головой.
— Еще тысячи. А сколько семей, как вы думаете, потеряли сына, или брата, или отца?
Джон молча покачал головой.
— Каждая семья в стране, — мрачно сказал возница. — Это была безнравственная, нехорошая война, война без врага, потому что мы сражались друг с другом и убивали сами себя.