— Все прекрасно знают, что ты — королевский садовник, слуга короля, и твой отец тоже служил королю. И всем этим людям совершенно не хочется знать, что у тебя на душе, о чем ты думаешь как человек. Они думают о нас как о королевских слугах, а короля не очень-то почитают в Ламбете и в Сити.
Мысли в голове у Джона закружились водоворотом.
— Тебе больно? Ты ушиблась?
Она хотела ответить отрицательно, но споткнулась на первом же слове. И тут Джон, не раздумывая, обнял ее, дал выплакаться на его груди и выговориться.
Она боялась, она очень боялась. И боялась каждый рыночный день с того самого дня, когда вновь был созван парламент, а король вернулся домой после поражения от шотландцев.
Торговки отказывались обслуживать ее, они заламывали цены, они обвешивали ее, когда она покупала муку. А мальчишки-подмастерья бежали за ней и выкрикивали разные слова. И когда ей в спину ударил камень, она решила, что это был всего лишь первый из града камней и что за ним последуют другие, собьют ее с облучка, сбросят на землю, и она так и останется лежать на улице.
— Эстер! Эстер!
Джон крепко держал жену, ее охватила буря рыданий.
— Моя дорогая, моя дорогая, моя маленькая женушка!
Она мгновенно перестала плакать.
— Как ты назвал меня?
Он сам не понимал, что говорит.
— Ты назвал меня своей маленькой женушкой и дорогой… — повторила она.
Она вытерла глаза, но другой рукой крепко держала его за воротник.
— Ты назвал меня дорогой, ты никогда еще так меня не называл.
На его лице появилось знакомое замкнутое выражение.
— Я испугался за тебя, — сказал он, как будто это был грех — назвать жену ласковым именем. — На секунду я забылся.
— Ты забыл, что уже был женат. Ты обращался со мной так, как будто я — твоя жена, жена, которую ты… любишь, — сказала она.
Он кивнул.
— Я рада, — мягко сказала она. — Я бы так хотела, чтобы ты любил меня.
Он очень нежно высвободился из объятий.
— Мне не следует забывать, что я уже был женат, — твердо сказал он и пошел к дому.
Эстер осталась рядом с повозкой, глядя на то, как за ним закрылась кухонная дверь. И поняла, что у нее не осталось больше слез, чтобы плакать. Осталось лишь одиночество, разочарование и сухие глаза.
За все лето Эстер больше ни разу не появилась на рынке. Она была права, опасаясь настроений, царивших в деревне Ламбет.
Как-то ночью мальчишки-подмастерья точно с цепи сорвались, эту лихорадку подхватили рыночные торговки и даже серьезные прихожане местной церкви. Они собрались в решительную толпу и прошли по улицам, выкрикивая: «Долой папистов! Долой епископов!» Самые громкие и отчаянные крикуны осмелились даже повторить пару раз «Долой короля!».
Они перебросили несколько горящих веток через высокие стены пустующего дворца архиепископа и попытались прорваться через запертые ворота, правда, без особого энтузиазма. Потом они прошли по Хай-стрит Ламбета и выбили все окна, в которых не горел свет в поддержку парламента. Они промаршировали вниз по дороге, но так и не добрались до Ковчега.
И Джон возблагодарил Господа за удачу Традескантов, вновь поместившую их на самой грани великих событий и опасностей и в то же время пощадившую семью, находившуюся на волосок от крупных неприятностей.
После той ночи Джон посылал на рынок помощников садовника и конюха. И хотя они часто путались в заказах и останавливались в тавернах, чтобы пропустить по кружечке эля, по крайней мере, это означало, что любое ворчание по поводу королевского садовника направлено не на Эстер.
Джону пришлось уехать в Отлендс. Но перед отъездом он заказал деревянные ставни на все окна в доме, особенно на большие окна венецианского стекла в зале редкостей. Он нанял еще одного работника, чтобы тот не спал по ночам, а наблюдал за Саус-роуд на случай, если по ней пойдет толпа. И как-то глубокой ночью они с Эстер с затененными фонарями вышли из дома вычистить старый ледник и поставить тяжелый засов на толстые деревянные двери, чтобы получилось надежное хранилище для самых ценных экспонатов.
— Если они пойдут против нас, бери детей и уходи из дома, — распорядился Джон.
Она покачала головой, и он не смог не восхититься ее хладнокровием.
— У нас есть пара мушкетов, — возразила она. — И я не позволю банде бездельников-подмастерьев разорить наш дом.
— Тебе не следует рисковать, — предупредил он.
Она улыбнулась напряженной, решительной улыбкой.
— Сейчас все, что ни делай, все рискованно, — сказала она. — И я прослежу за тем, чтобы мы безопасно пережили это время.
— Но я должен уехать. — В голосе Джона было беспокойство. — Меня вызывают в Отлендс. На следующей неделе туда приедут их величества, и я должен показать им сады в самом наилучшем виде.
Она кивнула.
— Я знаю, ты должен уехать. Я постараюсь сделать так, чтобы здесь все было в порядке.
Джон был в Отлендсе, ожидая, что приедет весь двор, но королева появилась в одиночестве. Короля и половины двора не было. Шли слухи, он отправился на север, чтобы самому вести переговоры с шотландцами.
— Он в Эдинбурге и все исправит. — Королева, улыбаясь любезной улыбкой, нашла Джона в саду, обрезающего розы.